Зимняя пасха. Почему разнятся даты католического и православного рождества

Маленькой девочке Марусе подарили на Пасху небольшую корзинку цветущих ландышей. Это было ранней весной, на улицах и в саду лежал талый снег, на проталинах земля была черна, а деревья были голы.
Маруся была рада цветам; каждое утро, просыпаясь, она первым делом смотрела на цветы и вдыхала их нежный аромат. Выставляла их на солнышко, поливала их водой.
Но проходили дни за днями, и снежно-белые колокольчики цветов потускнели, съежились и, наконец, стали осыпаться. Только длинные, гладкие листья оставались такими же зелёными.
Дружно наступила весна. День ото дня солнце грело жарче землю и сгоняло последний снег. Обнажилась земля. В саду показались первые зелёные стрелки травки; а листья ландышей не увядали и всё оставались такими же зелеными.
Стали прибирать сад - расчищать дорожки, посыпать их песком, вскапывать клумбы для цветов, сгребать в кучи прошлогодний жёлтый лист.
Маруся стала выносить ландыши на волю: поставит на солнышко и смотрит на них - вот, думает, оживут они и снова зацветут.
Тогда мама научила Марусю сделать вот что: выкопать под ёлкой в тени ямку, разрыхлить землю и посадить туда ландыши. Так и сделала Маруся.
Всё лето ландыши не увядали, но цветов на них не было…
Пришла осень, а за нею - зима. И всё засыпало снегом.
Уснули ландыши под белым покрывалом. И думала Маруся, что погибли её цветы, и не раз в холодные зимние дни вспоминала про них. Но когда снова наступила весна, Маруся увидала на том месте, где были посажены ландыши, тонкие, нежно-зеленые трубочки. Они робко глядели сквозь ветви ёлки на голубое небо, на ясное солнышко: это ожили ландыши. С каждым днём ландыши становились всё больше, и скоро из них развернулись листья, среди которых был тонкий, зелёный стебелёк с маленькими, едва заметными цветочными почками.
К середине мая ландыши расцвели полным цветом, и радости Маруси не было конца.

Встретила - Евгений Елич

Яркое пасхальное утро. Гудят колокола в городе, а на хуторе в пятнадцати верстах от города тихо и зелено.
Птицы поют. Петух кричит. В старом хуторском доме по-праздничному торжественно и чисто.
Вскочила Галя с постели. Наскоро оделась. Кинулась в столовую к бабушке с радостным криком:
- Бабушка, Христос Воскресе!
- Воистину Воскресе! - ответила бабушка, целуя Галю, и отдала ей желтое каменное яичко, о котором Галя давно мечтала.
- Видишь, бабушка, я тебя первую поздравила! - хвалилась Галя.
- Да ведь ты у меня умница-разумница… Шустрая девочка! - смеётся бабушка.
- А мама не приехала? Мама когда приедет? - спрашивает Галя.
- Да за мамой я уже и лошадей на вокзал послала. Должна к обеду быть.
- Я хочу, бабушка, маму первая, самая первая, встретить. Непременно встречу! Вот это красное малюсенькое яичко возьму. Маме дам!.. - болтала Галя, пряча маленькое яичко в кармашек. - Хорошо, бабушка? Правда?
Давно уже пообедали бабушка и Галя. Скоро вечер, а мамы
нет. Галя на дворе, неподалёку от ворот играет яичками.
Красным «тупорыленьким», которое маме подарит, и желтым каменным. Катает их. В платочек завязывает. То и дело выбегает Галя из ворот на дорогу. Прикрывает глаза рукой, смотрит пристально вдаль, возвращается к бабушке на террасу и говорит:
- Поезд опоздал, бабушка? Да?
Надувает сердито губки и прибавляет:
- Мама едет, а поезд опаздывает. А я жду маму. Зачем он опаздывает?
- А ты побегай, поиграй - и не заметишь, как время пролетит, - советует бабушка.
Но Галя не хочет играть. Она взбирается на стул возле бабушки, кладет платочек с яичками возле себя и спрашивает:
- А мама мне куклу привезет. Да, бабушка? Большую-большую, в красной шапочке? И чтобы глаза закрывала…
- Правда, правда, - уверяет бабушка.
- Вот хорошо-то, вот хорошо, - кричит Галя, хлопает в ладоши и бежит во двор, к черной лохматой собаке Жучке.
- Жучка, Жучка, а у меня будет большая кукла - «Красная Шапочка». Мама из Москвы привезет.
Понеслась с Жучкой к пруду, где пастушок Митя играет.
- Пойдем, Митя, маму встречать, - просит Галя.
А Митя и слушать не хочет.
Вернулась Галя обиженная во двор. Скучно ей. Мама не едет. В комнатах пусто. Работник Степан ушел с женой в деревню. Бабушка на террасе толстую скучную книжку читает. Одна Жучка с Галей. Нашла Жучка коротенькую палку, в зубы взяла. Гордо так, медленно мимо Гали проходит, дразнит: «Отними, мол, попробуй».
Раззадорилась Галя:
- Ах ты, Жук потешный, Жучище, - приговаривает. - Ах ты, ах ты…
Ухватилась обеими ручонками за палку, к себе тащит. Рычит Жучка, палки не даёт. Видит Галя - не одолеть ей Жучки. Бросила палку вырывать, сама к саду побежала:
- Жучка, Жучка! Коровы в сад зашли!
Бросила Жучка палку. Кинулась с лаем в сад. А Галя палку схватила, смеётся:
- Эх, простофиля, простофиля.
Убежала Жучка, а Гале еще скучнее, еще досаднее. Стук колёс услыхала Галя за воротами: схватила красненькое яичко, побежала по утоптанной дороге навстречу едущим - думала мама. Поближе подбежала, видит - чужие. Лошадь чужая, кучер чужой. Проехал тарантас. С неистовым лаем унеслась за ним Жучка. А Галя решила:
- Пойду на бугор, встречу маму. Христос Воскресе скажу… Непременно встречу!
Пошла Галя по укатанной дороге дальше; вдоль опушки темного леса идёт - сторонится - знает, что там, в лесу, глубокая яма, в которой волки зимой сидят. Страшно Гале стало: вдруг волк выскочит. Позвала Галя тоненьким голосом:
- Жучка, Жучка!
Откуда-то, через лес принеслась к ней чёрная Жучка. Успокоилась Галя:
- Идем, Жучка, маму встречать!
Жучка рада, руки Галины лижет, ласкается. Идут вместе по дороге твёрдой, укатанной, Жучка и Галя. На бугор взошли.
Слева озимь зеленеет; справа поле да низина, а за ними овраг, лес и белая полоса речки. Жаворонок высоко в небе поёт свое весеннее «тили-тили». Остановилась Галя, подняла головенку, смотрит высоко вверх, на исчезающую в синеве птичку. Хорошо ей. Звенит, звенит песенка. Близко-близко зазвенела другая. Видит Галя - птичка в траву на землю упала.
- Поймать бы мне жаворонка!
Бросилась по хлебам. Упорхнул жаворонок из-под самых ног. Сердце Галочкино забилось-забилось от испуга. Жучка кинулась для вида следом за вспорхнувшей птичкой, залаяла, села на дороге.
Стемнело; из оврага соседнего пахнуло сыростью. Стало свежо и страшно. Хочет Галя домой к бабушке вернуться, да туда идти еще страшнее: там волчья яма. Притомилась Галя, присела на глыбу чёрной земли. Яичко мамино на колени положила. Жучка походила, порыла землю возле Гали и легла, вытянув лапы. Слушает Галя - не едет ли мама?
Нет, не слышно!..
Ветерок пробежал. Расправляя крылья, прошла, переваливаясь, большая сонная птица. Солнце скрылось. Мама не едет.
«Почему мама не едет?» - думает Галя, и страшно, и тоскливо становится на душе. Темнота закрыла от Гали дорогу.
В тишине каждый шорох и звук пугают ее. Вон где-то вдали грянул выстрел и докатился до Гали. Вскочила Галя. Перепуганная закричала:
- Мама, мама!
Прислушалась. Крикнула еще раз:
- Бабушка! Мама!
Заплакала, задрожала Галя. О Жучке вспомнила. Подошла, села, обняла её за тёплую шею - прилегла, всхлипывая, к Жучке. Жучка голову на Галины колени положила. Всхлипывала, всхлипывала Галя да и заснула, обласканная Жучкой. Не спит Жучка - смотрит, слушает, стережёт Галю.
Проснулась Галя от конского топота, криков Митиных, лая Жучки и от того ещё, что упала она с мягкой Жучкиной спины на твёрдую землю. Пастушонок Митя несся по дороге верхом на гнедке и кричал:
- Галя, Галя!..
В темноте с коня спрыгнул.
- Галя, ты здесь? - спросил…
- Здесь, здесь! - откликнулась Галя и заплакала.
- Эх, тебя занесло-то! Маменька твоя давно приехала, по тебе убивается - а тебя вон куда занесло. Заместо городской дороги на село пошла, - ворчал Митя.
Взял на руки Галку. Крикнул грохотавшему сзади тарантасу:
- Здеся, здеся! Сюда держи!
В тарантасе подъехали кучер Никита, мама и бабушка.
- Галюська моя, милая, родная детка!.. Испугались мы, плакали, а ты вон где, - говорила мама, кутая Галю в теплый платок и горячо целуя.
- Мама, Христос Воскресе! - неожиданно громко и звонко воскликнула Галя и тихо, с дрожью в голосе, добавила:
- Только, мама, я… яичко красное потеряла… И самая последняя тебя встретила, - зарыдала горько Галя.
- Что ты, что ты, милая, - забеспокоилась мама. - Не плачь. Придем домой - ты себе другое яичко выберешь, с мамой похристосуешься. Гони, Никита, скорее домой…
Скоро Галя была дома, в бабушкиной комнате, на кровати; на руках у нее лежала большая кукла «Красная Шапочка». Возле кровати сидела, лаская Галю, мама и о чём-то говорила с бабушкой. Галя счастливо улыбалась и засыпала. Снилось Гале, что она вместе с мамой идет по дороге, а жаворонок высоко в небе поёт свое весеннее «тили-тили». Спускается всё ниже и ниже - садится на Галочкину вытянутую руку и всё поёт Гале свою звонкую, радостную песенку.

Воистину Воскрес! - Виктор Ахтеров

На улице стемнело. Было слышно, как идет дождь. Иногда капли попадали прямо в окно и сразу же превращались в маленькие струйки, стекающие вниз. Костя сидел у стола и смотрел в темное окно, хотя все, поужинав, уже разошлись, каждый по своим делам.
- Ложись спать, Костик, завтра в шесть утра уже нужно быть готовым, - напомнила мама.
Спать Косте не хотелось. Он, как будто не услышав маму, продолжал сидеть за столом. Он думал о завтрашнем дне. Пасха! «Христос Воскрес!» - будут говорить все. И нужно будет отвечать: «Воистину Воскрес!» - и улыбаться. Отвечать Костя не любил. Не то, чтобы он не верил в Воскресение, нет, он, конечно, верил. Он просто не любил отвечать.
Костя встал из-за стола и пошел в свою комнату, которая, вообще-то была не только его, они жили там вдвоем: Костя и его дядя Сергей, папин младший брат, которого он называл не дядей, а просто Сергеем, потому что он был еще совсем молодым.
Сергей еще не спал.
- Спокойной ночи, Костик, - сказал он.
- Спокойной ночи.
Костя разделся и залез под одеяло.
Так обычно случается: если знаешь, что завтра рано вставать, спать не хочется. К тому же, Косте было немного совестно, что он так думал о Пасхе. «Ведь Христос страдал за всех и за меня тоже, и теперь мы должны отмечать Его Воскресение как великий праздник. Ну и что, что нужно отвечать: «Воистину Воскрес!» Он действительно Воскрес», - говорил себе Костя, смотря на мокрые от дождя ветки акации за окном. Иногда ветер, как бы разозлившись, налетал на дерево, заставляя ветки раскачиваться вверх-вниз, и тогда Косте казалось, что это они машут ему, как бы приглашая в ночное царство сна…
…Костя шел по саду, но дождя уже не было. Было еще темно, но чувствовалось, что скоро небо на востоке станет ярче, а потом поднимется солнце, и темные деревья, растущие в саду, станут, наверное, совсем другими, приветливыми и зелеными. А пока Косте было страшновато, хотя он изо всех сил и старался выглядеть спокойным, чтобы его новый друг Рувим не подумал, что он трус. Рувим был местным парнем и показывал Косте достопримечательности района, к котором он жил.
- Это сад дяди Иосифа. Дядя Иосиф добрый! Даже если он заметит, что мы без спроса пробрались в его сад, он не будет кричать. Но сейчас все спят, кроме, наверное, римских солдат, охраняющих гроб, - рассказывал Рувим.
- Какой еще гроб? - у Кости по спине пробежали мурашки.
- Ну, пещеру, где похоронен Иисус.
- Иисус?! Здесь, в этом саду похоронен Иисус?
- Да, а ты думал зачем я тебя сюда привел, смотреть на эти деревья?
Костя не верил своим ушам.
- Только тихо, - предупредил Рувим. - Если солдаты нас заметят, нам не сдобровать.
Они прошли немного вглубь сада, и Костя увидел сверкающие медные шлемы римских воинов.
- Ух ты, как блестят, - прошептал он.
Вход в пещеру был закрыт большущим камнем, который не смогли бы отвалить не то что Костя с Рувимом, но, наверное, даже шестеро крепких воинов-охранников.
- А когда Он умер? - спросил шепотом Костя.
- Да вот, уже третий день будет. Говорят, что Он был очень хорошим учителем, справедливым и добрым. Некоторые даже говорили, что Он - Мессия, Божий Сын, потому что Он совершал много разных чудес. Но теперь, когда Его распяли, уже никто не верит этому. Многие даже смеялись над Ним, говорили, чтобы Он совершил еще одно чудо и сошел со креста, но Он ничего не отвечал им, а только смотрел на них с высоты…
- Слушай, - перебил его Костя. - Да ведь если сегодня уже третий день, то Он сейчас должен Воскреснуть!
- Не шуми, - прервал его Рувим, - а то услышат. Люди не воскресают на третий день после смерти.
- Конечно Воскреснет! Он ведь не просто человек, Он - Божий Сын!
- Ты-то откуда знаешь?
- Пойдем, подойдем поближе, сейчас сам увидишь.
Костя схватил своего друга за рукав и потащил к пещере, стараясь все же, чтобы воины не заметили их.
Но не успели они подойти к толстому дереву, за которым хотели спрятаться от воинов, как земля под ними дрогнула. Мальчики от страха прижались друг к другу. Земля под ногами опять задвигалась, как будто это была и не земля вовсе, а что-то зыбкое и ненадежное. Костя не удержался на ногах, а Рувим схватился за дерево одной рукой, другой рукой помогая Косте подняться. Внезапно все утихло, но только на мгновение. Откуда-то сверху, прямо рядом с воинами, опустился белоснежный ангел. Его лицо так сияло, что ребята должны были прикрывать глаза рукой, а еще не пришедшие в себя после землетрясения воины просто остолбенели, когда увидели его. Не обращая на них внимания, ангел подошел ко входу пещеры и отодвинул камень.
- Во силища! - сказал Костя.
Пещера открылась. Воины, совершенно ошеломленные, попадали на землю, а ангел сел на камень и поправил свои светлые волосы.
К удивлению ребят, в пещере было светло. Солнце только-только начинало освещать небо, а в пещере сиял яркий свет.
Рувим тяжело дышал над ухом у Кости.
Вдруг из пещеры вышел молодой человек в длинной белой одежде. Посмотрев с улыбкой на ангела, Он поднял руки к небу и начал что-то говорить.
- Он так похож на Иисуса, - срывающимся голосом произнес Рувим.
- Он Воскрес! Христос Воскрес! - Костя тормошил Рувима, но тот никак не мог понять, что происходит.
- Христос Воскрес, я тебе говорю, - чуть не плакал от радости Костя. - Он должен был Воскреснуть, Он ведь Сын Божий…
Вдруг кто-то положил Косте на плечо руку. Он повернул голову. Это была мама.
- Мама, Христос Воскрес! - радостно закричал он.
- Воистину Воскрес, - заулыбалась мама.
- Воистину Воскрес, - сказал, проходя мимо, Сергей. В руках у него было полотенце.
Костя понял, что проснулся.
- Христос Воскрес! - сказал встретившийся им на автобусной остановке папин друг Михаил Геннадьевич.
- Воистину Воскрес! - громко, так, что все, стоящие на остановке, посмотрели в его сторону, ответил Костя. - Воистину Воскрес! - повторил он, как бы давая всем понять, что верит в то, что говорит.
Михаил Геннадьевич, как взрослому, подал ему руку.

Maма услышала — Юлия Разсудовская

Была Страстная Суббота. Дождливая с утра погода изменилась. Солнце приветливо грело, и воздух, влажный и теплый, был свеж и чист, несмотря на уже позднее время дня. На улицах, благодаря хорошей погоде, толпилась масса народа и делового и гуляющего. Все готовились встретить праздник, все шли с пакетами: кто нес цветы, кто кондитерские коробки, кто пасхи и крашеные яйца; мальчики из разных магазинов разносили закупленное. Одним словом, все спешили, торопились, толкали друг друга и не замечали своего невежества, занятые своими думами.
У ворот одного громаднейшего многоэтажного дома на многолюдной улице стояла в раздумье девочка лет 10-ти. По её наряду и большой черной картонке можно было сразу определить, что это - девочка из мастерской дамских нарядов, посланная со сдачей сшитого платья. Она была крайне озабочена. Несколько раз принималась она пересматривать свои два кармашка, вынимая оттуда каждый раз наперсток, грязный носовой платок, напоминающий скорее пыльную тряпку, рваные перчатки и какие-то лоскутки, но очевидно, того, что она искала, не было. Личико её все становилось испуганнее и, наконец, исказилось выражением ужаса и беспомощности. Она громко зарыдала и приговаривала: - «Она изобьет меня, изобьет. Что мне делать, кому я сдам платье?»
Конечно, никто из предпраздничной толпы не обратил внимания на плачущего ребенка, и неизвестно, сколько бы времени простояла девочка, плача и не зная, что предпринять в своем горе, если бы случайно не вышел дворник посмотреть на дворе порядки.
- Чево ты ревешь тут? Тяжело нести что ль? - спросил он, поднимая с земли картонку и оглядывая маленькую, худенькую, побледневшую от испуга, девочку.
- Ну, отдохни, отдохни. Вот сюда иди, - говорил он, уводя ее под ворота, где стаяла скамейка. - Садись, отдохни, куда несешь-то? Далече еще, что ль? - участливо спрашивал он и ласково погладил головку плачущей и поправил сбившуюся косынку.
Вместо ответа растроганная непривычной лаской бедняжка еще больше залилась слезами, но вдруг слезы остановились и, вперив разом ставшие сухими глаза в доброе лицо мужчины, она спросила:
- А она не выгонит меня? Дяденька, вот что я наделала! Я потеряла записочку, куда нести платье. А сдать-то его надо здеся, в этом доме. Дяденька, вы тутошний, вы знаете. Барыня платья у хозяйки моей заказывает, ей надо всенепременно к 5-ти часам платье, к заутрени одеть. Барыня много платев шьет у хозяйки, и хозяйка ее очень любить Она меня изобьет, голодом оставить, если я вернусь обратно с платьем, и она сказала мне: - «Катька, торопись, тебе еще надо идти на Николаевскую, как вернешься. Еще другое платье нести».
Девочка торопливо рассказывала свою беду, и большие грустные глаза её с мольбой и надеждой глядели в лицо спасителя, каким ей казался теперь этот чужой и ласковый дядя.
- Ишь ты дело какое, у нас тут квартир-то настоящих барских, важных-то, 60, мыслимо ли дело их все обойти да спросить, кому. Да и время-то уже 6-ой час, - посмотрел он на часы. - Ну, ладно. А как фамилия-то твоей хозяйки-мадамы?
- Анна Егоровна, мы все так ее зовем, а больше я не знаю, - бойко ответила ободренная девчурка.
Вот оно что, - присвистнул дворник, - как оно выходит-то; нет, Катюша, сердешная моя, - тронул он опять ее по голове. - Сегодня ничего тебе не могу помочь, день-то какой, сама знаешь. Надоть нам, служивым, порядок навести во время, да в баньку сходить. А ты и фамилии своей мадамы не знаешь, значит, дела твоего я не могу поручить подручным, а должен сам устроить.
Девочка вопросительно-растерянно смотрела, видимо не понимая, в чем дело.
- Вот что я тебе скажу, - продолжал словоохотливый дядя. - Картонку ты оставь у меня, приходи завтра, и мы отыщем, чье это платье, а хозяйке ничего не говори; скажи, картонку барыня у себя оставила.
И он погладил еще раз хорошенькую головку, вполне уверенный, что грозный час минует ребенка, а потом все сгладится, можно упросить барыню простить маленькую заморенную труженицу ради великого праздника Воскресения Христова.
-Ну, беги домой скорее, не плачь, - ласково проводил дворник девочку до ворот и взял от неё картонку.
Ободренная и успокоенная Катя быстро направилась в обратный путь, который был довольно далек. Но снующая толпа мешала ей, и волей-неволей приходилось сдавливаться. В одном окне, где ее прижали прохожие, она увидала, что уже 6 часов.
«А хозяйка велела в 5 ч. быть дома», - пронеслось в ее голове. Опять страх обуял бедняжку. Она вспомнила, какая злая Анна Егоровна, когда она рассердится, как она всегда больно таскает за уши, как кричит, топает ногами, как обещает отправить ее обратно к тетке. И Катя остановилась решительно. В мозгу её перебирались все бывшие случаи гнева хозяйки.
Нет, она не вернется к хозяйке. Что ее ждет там в мастерской? Анна Егоровна сегодня очень злая весь день; она изобьет ее, запреть в темный, холодный чулан или, еще хуже, выгонит на улицу. Лучше она сама пойдет к тетке и расскажет свое горе, - решила Катя, - ведь тетка её добрая, она любить Катю, она отдала ее в ученье такой маленькой только по бедности.
От слез, страха и тяжелого раздумья Катя утомилась. Она прижалась к дому и не шевелилась… А воспоминания о прежней жизни, когда её мама была жива, назойливо лезли в усталую голову. Как было весело в этот день красить яички, готовить пасху…
С каким нетерпением ждала она, когда утром мама подойдет к ней с красивым яйцом похристосоваться! И Кате неудержимо захотелось на мамину могилку. Она хорошо знала, где схоронена была её мать: она часто там бывала с тетей. Только это далеко далеко, но Катя решила идти. Когда она достигла кладбища, уже смеркалось. И там тоже все напоминало наступление Светлого Праздника: могилки были разукрашены, везде цветы, дорожки посыпаны песком, сторожа развешивали фонарики около церкви и устанавливали какие-то столы.
Катя дошла до заветной могилки, села на холмик, молилась усердно, сама не зная, как и о чем, и передавала могилке случившуюся с ней беду, свою боязнь вернуться к хозяйке, и так говорила, будто мама её сидела рядом живая. Она не заметила, как все темнело и темнело, и, наконец, наступила тихая, теплая, светлая апрельская ночь.
Девочка решила дождаться утра на кладбище и пошла к церкви.
На богатых могилках теплились лампадки, около церкви было большое освещение. Она остановилась невдалеке и начала наблюдать. Много ходило нищих.
Вдруг к воротам кладбищенской ограды подъехал нарядный автомобиль-карета. Оттуда вышли молодая красиво одетая дама в светлом платье и господин. Они пошли навстречу человеку, который нес громадную корзину цветов, и все вместе направились к свежей украшенной ельником могилке неподалеку, где ютилась Катя. Дама указывала, как расставлять горшки, долго и много раз их переставляли, и, когда, наконец, человек ушел, она села на сделанную у могилки скамейку и задумалась. Она сидела печальная, молчаливая, сколько ни заговаривал с ней сопровождавший ее господин, она только покачивала головою. Катя подумала: - «Вот и богатая барыня, а такая грустная, о ком это она горюет?» - Ее очень это заинтересовало, и она подошла поближе, разглядывая красивые белые лилии и розы, жалея, что она бедная, не могла снести цветочка своей маме.
Дама вдруг посмотрела на девочку, хотела что-то сказать, но слезы закапали из её глаз и, точно угадав желание ребенка, она сорвала розу и подала девочке.
- Пора в церковь, - напомнил мужчина, и дама, поцеловав могилку и поправив на ней большое красное яйцо из цветов, прошептала: - «Мамочка, я приду к тебе еще, сказать «Христос Воскресе». - Они ушли. Катя проводила взглядом красивую даму и мигом отнесла подаренный цветок на могилку своей матери «В это время торжественно-величаво шел крестный ход кругом церкви, плавно качались хоругви в тихом воздухе, и далеко-далеко неслось громкое пение, колокола гудели и переливались тоненькими голосами, свечи молящихся мелькали и колыхались, образуя движущиеся огоньки. И так стало весело, радостно, что Катя замерла в восторге и очень, жалела, когда крестный ход ушел в церковь. Усталость взяла свое, ноги болели, надо было посидеть, и Катя пошла к той богатой могилке, где дама дала ей розу. Садясь на скамейку, девочка увидала на песке что-то блестящее. Она стала шарить рукою и подняла кольцо.
«Это верно уронила та дама, - подумала Катя, - надо ей отдать. А как это сделать? Вдруг она не придет сюда больше». - Немного подумав, девочка решила пойти к
автомобилю и там ждать, когда господа эти поедут домой.
Она завязала кольцо в носовой платок и, крепко зажав его ручонкой в кармашке, боялась шевельнуться, чтоб не потерять свою находку. Ждать ей пришлось недолго.
Дама и господин приближались к автомобилю. Дама горько плакала.
Катя быстро подошла к ней.
- Может-быть, вы кольцо потеряли, там, на могилке, у вашей мамы? - спросила она.
Дама схватила девочку за руку.
- Андрюша, Андрюша! - воскликнула она, - какое счастье, какая радость! Потеря этого кольца была для меня новое горе, это мамино кольцо, которое она так любила.
Ты откуда, девочка? ты сторожа дочка, наверно? Что ты делаешь одна тут ночью, отчего ты не дома? - закидала она вопросами Катю.
- Я не живу здесь, я пришла на могилку к маме, - чуть пролепетала девочка.
Волнения целого дня сказались на хрупком организме ребенка, и Катя, как подкошенная, упала на руки подхватившего ее господина.
Молодые люди свезли ее к себе домой и на другой день, узнав всю историю её, временно ее приютили, пока она совсем оправилась, а потом в память её поступка обеспечили ее капиталом, так что тетка могла взять к себе племянницу и дать ей приличное образование.

Случай в Светлый Праздник — Николай Якубовский

Это было давно. Даже очень давно, а между тем до сих пор не могу я вспомнить об этом случае, без того, чтобы краска не залила моего лица и слезы не подступили бы к горлу.
Мне было всего десять лет, но мое общественное положение (я был гимназистом первого класса) подымало меня в собственных глазах гораздо выше полутора аршин от земли. Я с презрением смотрел на своих сверстников, не имевших такого почетного звания, презирал реалистов с желтым кантом и презрительно относился к девчонкам одного со мной возраста. Надев светло-серое пальто с серебряными пуговицами, я поставил крест на все, что интересовало и привлекало меня раньше, забросил игры, считая их позорящими мое звание и, если когда и вспоминал о них, то не иначе, как о том давно прошедшем времени, когда я «был маленьким». Теперь же я стал большим и должен был заниматься серьезными делами. Я ходил по комнатам с глубокомысленным видом, заложив руки за спину, и насвистывал «чижика», так как, к своему огорчению, не знал более никакого мотива. Прежние свои знакомства постарался прекратить и даже был настолько жесток, что послал своему бывшему другу Соничке Баташевой записку, сообщив ей, что «между нами все кончено».
Свои симпатии я перенес на Катеньку Подобедову, четырнадцатилетнюю девочку, дочь генерала, нашего дальнего родственника. То обстоятельство, что Катенька разрешила мне бывать в их доме запросто, еще более возвысило меня в собственных глазах, и я каждое утро усиленно натирал себе верхнюю губу керосином, чтобы поскорее выросли усы.
Итак, я уже большой, принят в лучших домах Петербурга, у Подобедовых бываю запросто, чего же еще нужно начинающему жизнь молодому человеку?
Однако для полного счастья мне не хватало еще мундира. Темно-синего мундира с блестящими пуговицами, с высоким воротником, обшитым галунами, и с двумя карманами назади. О, эти карманы! такие же точно, как у папиного сюртука. Карманы назади! нет вы не знаете, что значит иметь карманы назади. Ведь это так гордо, так солидно! Желание иметь мундир не давало мне покоя ни днем, ни ночью. Мундир мне стал необходим, как хлеб, как воздух. Нет, более того…
Уже три месяца я «подъезжал» к родным с намеками насчет мундира. Каждый день за обедом, стараясь казаться спокойным, и как бы с огорчением, я говорил, что «кажется», по новым правилам, все гимназисты обязаны иметь мундир. А когда меня спрашивали: «ты очень хочешь иметь мундир?» я невозмутимо отвечал:
- Что ж хотеть-то, велят, так поневоле оденешь.
Однако, как бы то ни было, но к Пасхе, к той самой Пасхе, о которой я без слез не могу вспомнить, мне сшили мундир.
О, это был счастливейший день в моей жизни! Как сейчас помню, сколько усилий стоило мне доказать, что он вовсе не узок и не давит мне горла, хотя на самом деле, я чувствовал себя в нем как в пеленках и буквально не мог дышать. Но я втягивал в себя воздух, подбирал живот и доказывал всем, что мундир скорее широк, чем узок. Я боялся хоть на один миг выпустить его из своих рук, чтобы не потерять окончательно.
Когда портной ушел, я первым делом осмотрел карманы. Все в порядке, моя «гордость» оказалась на месте. Целый час не хотел снимать с себя своего приобретения, и важно ходил из угла в угол, заложа руки за спину и держа два пальца правой руки в драгоценном кармане. Нет, вы посмотрите, сколько солидности!
Я с нетерпением стал ждать того дня, когда надев свой новый мундир, я пойду самостоятельно, без старших, делать визиты.
А визитов было много. Я даже составил целый список лиц, которым должен буду засвидетельствовать свое почтение, чтобы кого не забыть и не обидеть. Прежде всего к директору гимназии - расписаться в книге, затем к бабушке, папиной маме; оттуда к дедушке, маминому папе; потом к тете Соне, к дяде Вите и, наконец, к Катеньке Подобедовой. Я нарочно оставил визит к Катеньке под конец, хотя они жили на другом углу Невского, чтобы, отделавшись от неприятных служебных визитов, отдохнуть в приятном дамском обществе.
Утром в Светлый праздник я встал ранее обыкновенного и принялся скоблить и чистить свой новый мундир. Не оставив на нем ни одной пылинки, я торжественно приступил к облачению.
Целый час перед большим зеркалом я то снимал, то надевал мундир; двадцать раз перевязывал галстучек и только к 11 часам был настолько прилично одет, что мог со спокойной совестью отправиться с визитами. Наскоро выпив стакан (заметьте стакан, а не чашку) кофе, я, надушенный цветочным одеколоном, в белых фильдекосовых перчатках, без пальто (Пасха была теплая), преисполненный собственного достоинства, вышел на улицу.
День тянулся возмутительно долго. Везде так страшно задерживали, что только в половине третьего я смог, наконец, позвонить у подъезда Подобедовского дома.
У Подобедовых было много гостей. Нарядные важные дамы, разодетые мужчины во фраках, шитых золотом мундирах, военные, штатские, наполняли гостиную. Слышался какой-то гул голосов: шутки, смех, пение, - все сливалось во что-то могучее и неопределенное.
Вид этого большого блестящего общества настолько ошеломил меня, что вместо развязности, с какой я собирался войти в гостиную, я робко остановился в самых дверях и шаркнул ногой, отвешивая общий поклон.
- А, вот и будущий министр пожаловал, - услышал я голос генерала (он всегда меня звал министром), - милости просим, милости просим. Катенька, - закричал он, повернувшись к противоположной двери, - беги скорей, министр пришел.
- Коленька? - послышался из соседней комнаты вопросительный голос Кати, - пусть идет сюда, я с гостями.
Звук ее голоса придал мне храбрости, и я уже более развязно обошел по очереди всех гостей и, деликатно шаркая ногой, поздравил всех с праздником Воскресения Христова.
Свободен! Робость как рукой сняло. Я важно и гордо переступаю порог маленькой гостиной и отвешиваю общий поклон, грациозно нагибаясь вперед.
- Здравствуйте, Коля, - улыбаясь и протягивая мне руку, встретила меня Катенька, - замучили вас, бедненький. Господа, знакомьтесь, - тоном совсем взрослой, добавила она и, прищурив глазки, многозначительно посмотрела на меня: «Вот, мол, как я умею говорить».
Я не знаю, был ли у Катеньки какой-нибудь злой умысел, хотела ли она показать мне, что она уже взрослая, или это у ней случайно так удачно вышло, но я тогда понял эту фразу как вызов и должен был, так или иначе, поддержать честь своего мундира.
Я усиленно заморгал глазами, придумывая какой-нибудь фортель, который мог бы поднять меня в глаза общества. Наконец выход придуман. Я важно прошел из угла в угол по комнате, вы нул из знаменитого кармана платок, отер свою лысину, и, сделав страдальческое лицо, протянул: «Фу, уста-а-ал». Затем, повернувшись на каблуке и наклонив вперед весь корпус, что мне казалось, должно было быть очень красиво, важно подошел к Катеньке и не сел, а прямо упал на стул.
- Сегодня такая прекрасная погода, что…
Но я не мог договорить, так как волосы стали дыбом на моей голове. Я почувствовал под собой что-то влажное и клейкое.
В глазах все пошло кругом: стол, гости, Катенька, - все закружилось и запрыгало передо мною. Кровь прилила к лицу, и я почувствовал, что краснею, краснею, как какой-нибудь приготовишка.
Боже мой, да ведь это я сел на яйцо, которое сам же положил у бабушки в свою «гордость».
«Но почему же яйцо всмятку? Какой дурак на Пасхе варит яйца всмятку?» - злобно думал я, не зная, как вылезти из глупого положения. Однако мое смущение могут заметить. Я взял себя в руки, собрал все свое хладнокровие и постарался согнать краску со своего лица.
Не знаю, что я болтал, какие глупости говорил, желая скрыть свое смущение, ничего не знаю; минуты казались мне часами, я не знал куда мне деться и готов был провалиться сквозь землю.
- Ну, будет сидеть-то, идемте играть - вскочила вдруг Катенька, схватывая меня за рукав. «Коленька, бежим, будьте моим кавалером».
Но Коленька не мог двинуться с места. Коленька прирос к стулу и боялся шевельнуться, чтобы предательское яйцо не потекло на пол. «А вдруг могут подумать что..». - промелькнула у меня мысль, и кровь снова бросилась мне в голову. Я сидел ни жив, ни мертв, чувствуя, что глаза мои наполняются слезами. Язык отказывался повиноваться, руки тряслись.
- Да что с вами? Вы больны? Отчего вы такой красный? - обступили меня девочки.
Спасительная мысль осенила меня. Я скорчил ужасную гримасу, потом заставил себя улыбнуться и чуть слышно прошептал:
- Ничего, пройдет… мурашки забегали, - и я принялся усиленно тереть себе ногу.
- А… мурашки, ну, это бывает, - засмеялись девочки.
- У маленьких, - язвительно добавила Катенька и, не удостоив меня даже взглядом, вышла с подругами из комнаты.
Большего оскорбления нанести мне она не могла.
- У маленьких, дура! - пробурчал я ей вдогонку.

Я остался один. Что делать? Куда бежать? Некуда: с одной стороны слышались голоса старших, с другой - смех девочек. Положение безвыходное. Я посмотрел в зеркало. Сзади на мундире красовалось большое желтое пятно.
«Просочилось, Боже мой, просочилось», - с ужасом думал я.
Однако надо было действовать, каждую минуту могли вернуться девочки, и тогда что? Опять мурашки? Из двух зол надо выбирать меньшее. Если проходить комнату, то уж лучше мимо старших.
Надо только сделать так, чтобы не заметили. Я закрыл обеими руками злополучное пятно назади и со всех ног бросился бежать через гостиную.
- Куда? Куда, министр? - вдруг услышал я голос генерала за собой. - А… ну беги, беги скорее, вторая дверь в конце коридора.
Не отдавая себе отчета, я бежал по коридору.
«Боже мой, просочилось! Боже мой, просочилось! Боже мой, просочилось!» - бессмысленно повторял я в уме одну и ту же фразу.

Я нашел спасительницу в лице кухарки Марфы, на которую налетел по дороге. Услыхав о несчастии и тщательно осмотрев мой костюм, она заявила, что это яйцо, и что надо его скорей замыть, а то пятно будет.
- Посиди тут, - добавила она, показывая на умывальную комнату, - а я сейчас замою.
- Марфа, голубушка, - взмолился я, - чтобы барышни не узнали.
- Сиди уж, туда же, чтобы барышни не узнали, - передразнила она меня, - очень ты нужен, что ж я докладывать, что ли, пойду, и без тебя дела много.
Я успокоился.
«Правда, что она докладывать, что ли пойдет», - решил я - и без сопротивления дал снять с себя свои форменные брючки и остался ожидать ее в одном мундире. Мундира я не отдал, не желая оставаться в одном белье и решил, что замыть его можно будет после, когда высохнут брючки.
Я остановился перед зеркалом и невольно залюбовался на себя. В красивом мундире и белых рейтузах я казался себе похожим на Наполеона.
«Как красиво, - подумал я, - почему это в гимназии не полагается к мундиру белых брюк? Совсем Наполеон».
Я забыл уже о своем несчастии, о том, что нахожусь в умывальной и ожидаю, пока просохнет мой костюм. Я был уже не гимназист, ни больше ни меньше как повелитель французов, император Наполеон. Я стоял перед зеркалом, любуясь на себя, и командовал войсками, принимая самые разнообразные позы. Приход Марфы вернул меня к действительности и решил судьбу одного крупного сражения. Сняв с меня мундир, она лишила меня возможности продолжать завоевания мира, и я, волей неволей, должен был снова превратиться в обыкновенного гимназиста.
Как я ни уговаривал Марфу не лишать меня моего последнего украшения, она осталась непреклонна.
- Засохнет, тогда не отмоешь, а ждать, пока «они» высохнут, так тебе же придется два часа в пустой комнате сидеть.
- А если кто придет?
- Очень ты нужен, сиди уж, - сердито проворчала она и ушла, хлопнув дверью.
Вот уже целый час, как я сижу один в умывальной комнате.
Я слышал, как пробило четыре часа, затем пять, а Марфы все нет и нет. Должно быть, забыла или услали куда-нибудь. Несколько раз выходил я на разведки, высовывал свой нос из комнаты и тихонько звал ее: «Марфа, Марфа» - никакого ответа. Все время нахожусь под страхом того, что кто-нибудь войдет и застанет меня здесь. Продумал все мозги, но не могу найти никакого выхода.
Девочки бегают по всему дому и ищут меня. Слава Богу, что не заглянули сюда, хотя на всякий случай, я нашел себе место, где спрятаться. Туда не полезут искать. Это шкафчик под умывальником. Вынул ведро и могу там легко поместиться. Слава Богу, что я такой маленький.
Ну, кажется идет. Слышны шаги по коридору. Да, это ее шаги.
Бросаюсь к двери ей навстречу, и в ужасе отскакиваю назад: по коридору, своей качающейся походкой, идет генерал.
- Спасайся, кто может, - бессмысленно говорю я и бросаюсь в свою засаду.
Хорошо, что я спрятался: он идет сюда. Вдруг увидит. Мое сердце так сильно бьется, что его удары должны быть слышны по всему дому. Беда, услыхал, идет прямо к умывальнику. Сейчас откроет дверцу. Что-то будет?
Но дверца не открылась. Случилось нечто похуже: генерал стал мыться. Читатель, не смейтесь, грешно смеяться над несчастьем ближнего. Вы понимаете? Я сидел, боясь шевельнуться, чтобы не выдать своего присутствия, а сверху на меня лились потоки мыльной воды. Первая струя пришлась мне, как раз по макушке, потом потекло по шее, по спине, по груди. А я сидел как дурак. Вместо того, чтобы закричать: «Генерал, здесь я, не мойтесь», - я бессмысленно уставился глазами в темный угол умывального шкафа и думал… о том, каким мылом моется генерал.
- Ах да, ландыш, - вдруг сообразил я, вспомнив, что утром перед уходом я душился цветочным одеколоном запаха «ландыш».
Генерал вымылся и, что-то насвистывая, вышел из комнаты.
Говорят, что беда никогда не приходит одна. Не успел я вылезти из засады, снять свои сапоги и рубашонку, чтобы хоть немного отжать ее, как в коридоре снова послышались шаги. Но я не обрадовался им, так как в первый раз. Я отлично знал, что это не Марфа, так как ясно различал голоса Катеньки, Лизы Поганкиной, Веры Шугальевой, Вареньки Лилиной и многих других девочек. Их веселый жизнерадостный смех доносился до меня все ясней и ясней… Сомнения не было: они шли в умывальную. Что делать?
Раздумывать было некогда. Я бросился к умывальнику, но вспомнив только что принятую ванну, с ужасом отскочил от него. Несчастный, я не сообразил, что промокнуть на мне более ничего не может, так как рубашонку и ту я снял с себя. Но медлить нельзя.
Быстро оглядев всю комнату, я заметил вделанный в стену платяной шкаф (как это я его раньше не видал). Еще секунда, и я, прижавшись в уголке шкафа и закрыв себя висевшими платьями, ожидал того, что пошлет мне злая судьба.
Девочки вошли в комнату.
- Ну, смотрите, вот мое новое платье, - услыхал я голос Катеньки и в тот же момент в шкафу стало светло, как на улице.
Подробностей того, что произошло потом, я не помню. Я помню лишь, что, захватив все, что висело в шкафу, я выбросил на стоявших девочек и, пользуясь их испугом, бросился бежать.
Как я бежал! Ах, как я бежал! Я плохо знал расположение квартиры Подобедовых и потому не отдавал себе отчета в том, куда я бегу.
Когда теперь, много лет спустя, я сижу в синематографе и вижу излюбленную публикой картинку, изображающую бегство какого-нибудь плутишки от своих преследователей, я вспоминаю свой злополучный визит к Подобедовым.
Мои преследователи: все гости во главе с хозяином дома, не зная, что случилось, и ничего не соображая, - гонялись за мной по всем комнатам, как за зайцем. Когда я заметил, что некоторые из них побежали мне навстречу, мне ничего более не оставалось, как выскочить в окно, благо квартира была в первом этаже. Ничего не помня и не соображая, мчался я по Невскому, под гоготание и ауканье извозчиков и прохожих. Как я достиг дома, как попал в свою комнату, я не помню. Часа через три, немного придя в себя, я решил, что после такого случая, я не имею права остаться жить и должен умереть…
Но я не умер, а на другой день, даже немного успокоенный, писал следующую записку: «Милая Катя, вчера я нечаянно забыл у вас свой мундир и штанишки. Будьте добры прислать их мне с нашей горничной Машей. Уважающий Вас Коля».

Нет ничего нового в мысли, что западный мир не похож на восточный. Одна из точек зрения такова: тому причиной преимущественный акцент на Воплощении Сына Божьего, существующий в западной католической культуре, и акцент на Воскресении Спасителя, важный для православного мира.

Иван Андреевич Есаулов - известный православный ученый, профессор Российского государственного гуманитарного университета. Теоретик и историк русской литературы. Автор книг «Категория соборности в русской литературе» и «Пасхальность русской словесности». В своих трудах И.А. Есаулов пытается осмыслить русскую литературу в контексте христианской традиции и ее трансформации в ХХ веке, а также занимается теоретическим обоснованием подобного подхода.

Сегодня мы приводим отрывок из выступления ученого на презентации книги «Пасхальность русской словесности» в Библиотеке-фонде «Русское Зарубежье» (18 января 2005 г.). И.А. Есаулов рассказывает о принципиальных различиях восточного и западного культурных миров, о разнице в мировоззрении католиков и православных, основанной на преимущественном акценте на Рождество или Пасху в католическом и православном вероучении.

Христоцентризм является важнейшим атрибутом христианской культуры как таковой. Годовой литургический цикл ориентирован как раз на события жизни Христа. Основными из них являются Его Рождение и Воскресение. Поэтому важнейшими событиями литургического цикла являются празднование Рождества и Пасхи. Это выражается в символике звезды и креста . Если в западной традиции можно усмотреть акцент на Рождество (и, соответственно, говорить о рождественском архетипе), то в традиции Восточной Церкви празднование Воскресения остается главным праздником не только в конфессиональном, но и в общекультурном плане, что позволяет высказать гипотезу о наличии особого пасхального архетипа и его особой значимости для русской культуры.

Под архетипами в данном случае понимаются, в отличие от К. Г. Юнга, не всеобщие бессознательные модели, но такого рода трансисторические «коллективные представления», которые формируются и обретают определенность в том или ином типе культуры. Иными словами, это культурное бессознательное : сформированный той или иной духовной традицией тип мышления , порождающий целый шлейф культурных последствий, вплоть до тех или иных стереотипов поведения. Подобные представления часто не осознаются на рациональном уровне самими носителями той или иной культуры, но могут быть выделены в результате специального научного описания.

Не хотелось бы быть понятым таким образом, что православие тем самым противопоставляется другим христианским конфессиям. Я основываюсь лишь на том несомненном факте, что в России Пасха до сих пор является главным праздником не только в конфессиональном смысле , но и в культурном. Тогда как в западном христианстве Пасха в культурном пространстве словно бы уходит в тень Рождества. Это различие, по-видимому, нельзя объяснить лишь дальше продвинувшимся процессом секуляризации на Западе или же, как его следствием, коммерциализацией Рождества: речь идет о более глубинных предпочтениях, которые отчетливо проявились в области культуры и которые нельзя элиминировать без существеннейшего искажения всей тысячелетней истории параллельного существования восточной и западной половин христианского мира.

В западном варианте христианской культуры акцентируется не смерть и последующее Воскресение Христа, а сам Его приход в мир, рождение Христа, дающее надежду на преображение и здешнего земного мира. Рождество, в отличие от Пасхи, не связано непосредственно с неотменимой на земле смертью. Рождение существенно отличается от Воскресения. Приход Христа в мир позволяет надеяться на его обновление и просвещение. Однако в сфере культуры можно говорить об акцентировании земных надежд и упований, разумеется, освещаемых приходом в мир Христа; тогда как пасхальное спасение прямо указывает на небесное воздаяние. Наконец, та и другая традиции исходят из признания Богочеловеческой природы Христа, но западной ветви христианства, по-видимому, все-таки ближе земная сторона этой природы (то, что Спаситель - Сын человеческий), православию же ближе Его Божественная сущность. Каждый из инвариантов не существует в качестве единственного культурообразующего фактора, но является доминантным , сосуществуя с субдоминантным фоном. Именно поэтому мне хотелось бы настаивать на акцентировании тех или иных моментов, а не на их наличии или отсутствии в христианской цивилизации.

Выделенные архетипы, будучи явлением культурного бессознательного, сохраняют свои «ядра», но при этом способны видоизменяться. Так, жизнетворчество как романтиков, так и символистов понимается в этом контексте как проявление рождественского архетипа. Оно же является средним звеном между собственно религиозным Преображением и позднейшим жизнестроительством .

Как пасхальная культурная установка, так и рождественская могут быть «чреваты» своими собственными метаморфозами и псевдоморфозами, которые можно объяснить общим процессом секуляризации культуры. Так, жертвенность во имя Христа может утерять собственно христианский смысл и быть использована в совершенно иных целях. Равно как и рождественское преображение мира, если вымывается тот же христианский его компонент, превращается в насильственную переделку как мира, так и самого человека.

В тексте и подтексте русской литературы XIX века и более ранних веков доминирует пасхальный архетип - причем, даже у тех авторов, которые вовсе не были замечены в «излишней» религиозности. В книге я подробно описываю как этот архетип проявляется на различных уровнях произведений. В литературе «серебряного века», на мой взгляд, обнаруживается флуктуация этой пасхальной доминанты.

Так, уже в теократической утопии Вл.Соловьева, предполагающего грядущее соединение римского архиерея с русским царем, то есть католического священства и православного царства, можно заметить «всеединство», восходящее к рождественскому архетипу. Речь идет о том, что сам факт рождения Христа имеет для Вл.Соловьева кардинальное значение, как бы обещая некое общее прогрессивное развитие человечества: рождение Спасителя, согласно этой логике, уже само по себе, словно бы независимо от Его крестных мук, смерти на кресте и последующего Воскресения свидетельствует о будущем примирении, благодатном преобразовании (изменении) мира.

Вытекающая из теократических надежд Вл.Соловьева и его представлений о Богочеловечестве идея преображения мира, глубинно связанная с рождественским архетипом, позднее трансформируется в идею жизнетворчества, так прельстившую русских символистов, а затем и жизнестроительства , реализованного не только в соцреалистических текстах «инженеров человеческих душ», но и в жизни их жертв-читателей. В каждом из этих случаев выражается надежда на устройство лучшей жизни «в мире сем»: например, посредством «объединенного человечества», управляемого либо «лучшими» его представителями, либо прямо «мировым правительством». В философии Соловьева идея теократии имеет - в рассматриваемом нами контексте - архетипические рождественско-преобразовательные коннотации, тогда как в повести об антихристе можно констатировать доминанту Воскресения. В том и другом случаях доминанта непременно соседствует с субдоминантой, поэтому, в частности, философское наследие Вл.Соловьева и явилось не только основанием «нового религиозного сознания», но и разнонаправленных тенденций в культурной жизни России ХХ века. Например, в «Философии общего дела» Федорова акцент сделан именно на победе над смертью. Очевидно, именно пасхальный архетип русской культуры мог привести к появлению столь грандиозного и поражающий сознание философского «проекта». Однако пасхальность здесь осложнена и модернизирована «рождественскими» упованиями на кардинальное изменение сынами мирового жизнеустройства.

Для эстетики русского символизма характерно фундаментальное изменение отношений между доминантным и субдоминантным полюсами христоцентризма, при котором можно заметить смещение литургического акцента в сторону Рождества, сопровождаемое и другими характерными культурными трансформациями. В этом смысле символизм представляет собой великий переворот, в итоге которого, вероятно, произошло глобальное смещение эстетической и духовной доминанты русской культуры, после чего иным стал сам магистральный вектор ее развития. Недаром А.Блок в романе Пастернака толкуется как явление именно Рождества.

Русский футуризм, как и другие «авангардные» направления, несколько брутальным образом, но продолжает ту же «рождественскую» линию символизма. В эстетике соцреализма также можно усмотреть какое-то профанированное, но все-таки узнаваемое замещение пасхального архетипа советским вариантом архетипа рождественского. Так, глобальная трансформация русской христианской традиции проявилась в том, что центральная фигура советской культуры - В.И.Ленин - не нуждается в воскресении, ибо в субстанциальном смысле он никогда не умирал: он, как известно, «всегда живой», «живее всех живых» и т.п. Поэтому важнейшим событием становится не избыточное в данном случае «воскресение», а сам факт его рождения, имеющий отчетливо манифестируемое сакральное значение и глубинно связанный с рождением нового мира (который также вовсе не собирается «умирать», будучи лишенным всякой эсхатологической перспективы).

Флуктуация в символистскую эпоху до того времени еще вполне традиционной русской культуры, породила принципиальную множественность постсимволистских ветвей этой культуры, не сводимых к какому-либо одному литературному направлению. Сам же Постсимволизм мне представляется, если использовать синергийную терминологию, особой зоной бифуркации для диссипатирующей к началу ХХ века отечественной светской культуры. Из этого отнюдь не следует, что пасхальный архетип перестал быть значимым для русской словесности.

Именно пасхальная ветвь христоцентризма продолжает быть доминантной для таких авторов, как Иван Шмелев. Но не только традиционалисты, но и былые авангардисты вполне могли наследовать той же пасхальной традиции. Так, «Доктор Живаго» представляет собой не что иное, как пасхальный роман . Он начинается со сцены похорон, а завершается стихотворными строками о Воскресении и предстании перед Богом: «Я в гроб сойду и в третий день восстану». Структура романа представляет собой художественно организованное паломничество к Пасхе, к новой жизни. Не случайно завершающая - стихотворная - часть романа продолжает единую нумерацию прозаических частей - как посмертное существование человека продолжает его земную жизнь. Не случайно и то, что первый глагол (и одновременно первое слово романа) - это глагол движения , пути: «шли, шли и пели». Это не только личный пасхальный путь Живаго, но и предельно обобщенный путь каждого. Земная путаница во время похорон («Кого хоронят? Живаго. Да не его. Ее. Все равно») - эта путаница важна только в малой - земной перспективе: «Царствие небесное», о котором говориться в том же абзаце, объемлет равно «ее» и «его»: каждого из Живаго (т.е. живущих).

Вместе с тем было бы весьма плодотворным, на мой взгляд, описание как метаморфоз, так и псевдоморфоз которые происходят с рождественским и пасхальным арехтипами в русской литературе ХХ в. Так, в горьковской повести «Мать» пасхальная атрибутика используется именно потому, что, по-видимому, призвана ударным образом воздействовать на читательское сознание, сместить доминанту читательских ожиданий. Поднимающий «народ» на борьбу за лучшее будущее Сын Матери призван, согласно логике автора, заместить Христа как недолжного Мессию. Мутация горизонта читательских ожиданий - если вспомнить Изера - в диктуемом автором направлении - и является конечной целью горьковской повести.

В символистских и околосимволистских кругах отношения между Святой Русью и Россией осмысливались зачастую отнюдь не в качестве отношения между идеальным инвариантом и его земным несовершенным воплощением, а в качестве, так сказать, членов бинарной оппозиции. Парадоксальным образом одним из возможных глубинных источников этого противопоставления является как раз пасхальный архетип: для того, чтобы воскреснуть , совершенно недостаточно частичного, постепенного улучшения. Скажем, постепенного улучшения недолжной российской жизни. Поскольку Воскресение (Пасха) - это окончательная победа над смертью, одоление смерти, можно говорить об их таинственной связи: без смерти Воскресения, увы, не бывает. Однако Воскресения не бывает не только без смерти, но и без твердой веры в реальную возможность этого чуда; вера же немыслима без строгого и серьезного отнологического разделения святого и греховного. Тогда как именно размывание границ между сакральным и профанным, игровое отношение как к «божественному», так и к «чертовщине» привело в России первой четверти ХХ века, не знавшей культуры возрожденческого «плюрализма», вначале к девальвации подлинных духовных ценностей, а затем и к русской Катастрофе.

Если Рождество и Пасху обозначить - вполне в соответствии с христианской традицией - символами звезды и креста, как я уже говорил ранее, то многие тексты ХХ века (особенно советского периода) находятся, так сказать, между крестом и звездой . Особенно интересна в этом контексте поэтика А.Платонова. Так, и «Котлован» и «Чевенгур» являются топосом чаемого общего воскресения. Однако пасхальное начало здесь претерпевает злокачественной псевдоморфозу. Я подчеркивал, что уже «общее дело» Федорова обнаруживает две компоненты: пасхальное основание этого «дела» - преодоление смерти - как бы дополняется (но тем самым и искажается) «рождественским» стремлением преобразить мир посредством посюстороннего «воскрешения» отцов.

Два различных мистических ориентира в мире А.Платонова, угадываются в бесхитростном вопросе чевенгуровского «прочего» о советской звезде: «почему она теперь главный знак на человеке, а не крест и не кружок». Ответ коммунистического фарисея Прошки («красная звезда обозначает пять материков земли, соединенных в одно руководство и окрашенных кровью жизни») не удовлетворяет «прочего». Чепурный «брал в руки звезду и сразу видел, что она - это человек, который раскинул свои руки и ноги, чтобы обнять другого человека». Телесность звезды сопоставляется с крестом, который, по словам «прочего», «тоже человек».

«Раньше, - по словам платоновского персонажа, - люди одними руками хотели друг друга удержать, а потом не удержали - и ноги расцепили и приготовили». Удержание людей крестом (христианское одоление смерти) и «расцепление» ног, потенциально связанное в данном контексте с рождением, и представляют собой, собственно говоря, различные способы ориентации в мире.

Если на языке этих символов попытаться сформулировать основную проблему платоновского космоса, то, по-видимому, она состоит именно в том, что земная ориентация на Рождение - звезду (пусть и на рождение нового мира) - предполагает, прежде всего, все же доминанту телесности человека («у него тело устроено для объятий», поэтому, между прочим, как раз телесные объятия - далеко не всегда сексуально окрашенные - занимают такое значительное место в романе). Отсюда, например, характеристика собранных Прошкой женщин, которые одновременно определяются как «прихожанки Чевенгура» и «восьмимесячные ублюдки», так преждевременно «истратившие» свое тело, что им требуется именно новое рождение - в самом буквальном телесном смысле («Пускай им девятым месяцем служит коммунизм. - И верно!... Они в Чевенгуре, как в теплом животе, скорей дозреют и уж тогда целиком родятся »).

Доминанта телесности проявляется и в жуткой сцене корчевания крестов на кладбище. Тогда как Воскресение имеет иную доминанту и требует преодоления телесности, неизбежно связанной со смертью. Совместить же то и другое - даже и в пределах коммунизма - оказывается невозможным, как ни «опорожняй» для него место на земле. «Кружок» же, о котором также спрашивает «прочий», по-видимому, символизирует бесплодную - и равнодушную к страданиям человека - циклическую повторяемость, не предполагающую ни «революционного», ни пасхального преодоления телесности.

Сюжет Чевенгура в целом и представляет собой не возвращение утопии к истории, как это полагает, например, Ханс Гюнтер, а безблагодатное возвращение к природной цикличности. «Кружок», о котором говорит «прочий», доминирует уже в конце первого абзаца романа: «давали ему на кадку новые обручи подогнать, а он занимался устройством деревянных часов, думая, что они должны ходить без завода - от вращения земли». Кадка, обручи, деревянные часы; наконец, вращение земли - все это так или иначе объединяется идеей круговорота, возвращения к исходному природному - а не историческому - состоянию. Путь Александра Дванова обозначен в самом начале романа: «и этот из любопытства утонет». Однако неудовлетворенность пасхальным преодолением этой цикличности и крушение надежд на революционный «прорыв», когда «звезда» должна была одолеть как «кружок», так и «крест», приводит к энтропии мира.

Контаминация в пределах одной культурной системы двух различных архетипических ориентиров и непроясненость доминанты этой системы может привести не только к чаемому «синтезу», но иногда чревата таким «культурным взрывом», который потенциально способен уничтожить и саму эту культурную систему.

Христос раждается, славите!
«Слава в вышних Богу, и на земли мир, во человецех благоволение» (Лк. 2, 14).

Эту ангельскую песнь, услышанную пастухами в ночь Рождества Христова, вот уже двадцать веков воспевает Церковь Христова, начиная каждый день таким славословием.

Христос пришел на землю для того, чтобы освободить нас, грешников, от власти греха и смерти, чтобы соединить с собою и привести нас в обители вечной жизни и блаженства. Чтобы спасти нас, Он, Сын Божий, принял на себя наше человеческое естество пораженное грехом. , разрушил смерть и власть диавола, князя мира сего, и воскрес из мертвых. Что же остается нам, тем кто любит Бога и желает вечной жизни? Во мы были рождены во Христе снова, с тем чтобы дар Его жизни, жизни по заповедям Божиим возрастал в нас и внутренне преображал нас, делал нас членами единого Тела Христова.

В Рождественские дни мы видим на экранах телевизора, как люди в России, совсем недавно освободившиеся от власти безбожников, наполняют возрожденные и украшенные храмы. У нас же часто храм бывает почти пустой, даже под большие праздники. И это не потому, что в Лос- Анджелесе мало русских православных людей. Их много! Но каждый занят чем-то своим, как в известной Евангельской притче о званых на царский пир… Бог же и спасение души — далеко не на первом месте. Чувствуется, что всем нам надо проснуться, осознать, как быстро челнок нашей жизни приближается к тому порогу, где нам придется ответить о том, что доброго мы сделали в этой жизни, не загубили ли в себе зерна новой жизни, жизни во Христе? А между тем, не суетой и многими заботами достигается мир и счастье в нашей жизни, а молитвой и доброделанием.

О цели пришествия Сына Божия в мир образно говорит . Добрый пастырь оставляет девяносто девять овец, т.е. ангельский мир, и отправляется в горы отыскать свою заблудшую овцу – погибающее в грехе человечество. Великая любовь Пастыря к гибнущей овце видна особенно в том, что, найдя, взял ее на свои плечи и понес обратно.

Слово “обратно” говорит о том, что воплотившийся Сын Божий возвращает человеку ту невинность, святость и блаженство, которые он утратил, отпав от Бога. А нести на плечах значит то, что древний пророк выразил следующими словами: “Он (Христос) взял на себя наши немощи и понес наши болезни” (Исайя, 54).

Каждый ученик Христов должен подражать своему Учителю. В первую очередь Рождество Христово учит нас миловать ближних. Ведь Господь, из любви к нам, с небесной высоты и славы сошел в убогий вертеп. Он стал таким как мы, чтобы нас сделать таким как Он есть, не по природе – но по дару его благодати; унизил Себя даже до смерти, чтобы нас возвысить даже до небес; страдал, чтобы нам принести радость; умер, чтобы дать нам жизнь. С Его пришествием в мир целью нашего существования стало возможно более полное возрождение и преображение нашего существа силой всемогущего Бога.

Осуществляется же это приобщение верующего ко Христу в таинстве , когда принимающий Его пречистое Тело и Кровь таинственным способом соединяется с Ним самим. Человек болен не только духовно, но и физически. Грех глубоко и многосторонне внутренне расстроил нашу природу. Поэтому Христу необходимо было исцелить всего человека, а не одну лишь его духовную часть – по слову Спасителя “Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь во Мне пребывает и Я в нем” (Иоанн 6:56). И более того, говоря о самом Себе, как о Хлебе Жизни, он ясно учит: “Если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить кровь Его, то не будете иметь в себе жизни: всякий ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день” (Иоан. 6:53-55). Таким образом, воскресение наше поставлено в неразрывную связь с соединением с Бого-Человеком.

Во все времена существования христианской веры гордый ум человеческий восставал против данного Христом откровения разума, добра и любви. И во все века с неослабевающей силой неслось из храмов исповедание Церкви, торжествующая песнь:

Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия мирови свет разума.

И мы исповедуем что там, где есть любовь и жажда истины, происходит встреча: «милость и истина встретились, праведность и мир облобызались – милость от земли возсияла, и правда с небес приникла». Ибо в Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков… И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1:4-5).

Смысл праздника Рождества именно в этом исповедании – Свет Разума, вошедший в мир и просиявший в нем тогда, не ушел от нас, не погас. Как луч света, приникающий в чуланы нашей души, в наше сердце и ум, входит в любящих Его Христос Бог. Постараемся и мы в оставшееся время Рождественского поста очистить свою совесть, вспомнить о самом главном в нашей жизни – и прославить Христа радостной песнью: Христос рождается – славите! Христос на земле – встречайте! Христос с небес – возноситесь! Пойте Господа, вся земля!

Поздравляю всех вас с Зимней Пасхой – радостным праздником Рождества Христова. Да воссияет свет Христов в душе каждого из нас!
Аминь.

Священник Алексий Чумаков. Настоятель церкви Покрова Пресвятой Богородицы в городе Лос-Анджелес (штат Калифорния, США).

Из приходского листка храма за 2007 год.

Безусловно, Рождество и Пасха - два самых главных христианских праздника. Рождение и воскресение - это основные события в жизни Христа, и именно они стоят во главе годового литургического цикла. Теоретически в рамках религии эти праздники равнозначны, есть даже такая присказка "Пасха кроется в Рождестве, а Рождество - в Пасхе".

Но на бытовом уровне, что называется - для людей, - это не совсем так.

Отношение к этим двум праздникам - одно из главных символических различий между западным и восточным христианством.

Для католиков или протестантов Рождество значит больше: его шире и активнее празднуют, про него больше говорят, его чаще называют главным семейным праздником. Для православных же Пасха "затмевает" Рождество, и именно она считается основным религиозным событием.

Исследователи сходятся во мнении, что такое различие обусловлено разным культурным кодом и богословской традицией.

Дело в том, что католицизм и протестантизм ориентируются, в первую очередь, на земную жизнь Христа и его деяния. Западному христианству существеннее, что Иисус - сын человека. В православии же важнее, что Христос - сын Бога. И то, что он погиб, страдая за род человеческий, а потом воскрес, даруя нам надежду.

Пасха. Основная цель воплощения Второго Лица Троицы была вовсе не дать новую мораль. Христианская мораль прекрасна, но, строго говоря, совсем не обязательно быть христианином, чтобы ее придерживаться. "Золотое правило нравственности" (не делать другим того, чего не хочешь себе) сформулировал старший современник Иисуса Христа Гиллель. История знает множество примеров самопожертвования ("нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя" - тоже столп христианской морали) в различных культурах. Забота о ближних - это вообще основа нормального функционирования общества и государства. Даже примеры любви к врагам мы встречаем еще в Ветхом Завете (например, будущий царь Давид упорно отказывается убивать и раз за разом проявляет любовь и верность по отношению к невзлюбившему его царю Саулу).

Другое дело, что никогда все это не соединялось в одном месте и в одном учении.

Христос воплотился в первую очередь для того, чтобы искупить грех человека и всего человечества и освободить его от смерти. Победа над смертью происходит через Его Воскресение.

Если Христос не воскресал, то хороший ты человек или плохой, никакого значения не имеет (апостол Павел так и говорит, что без Воскресения Христа наша вера тщетна). Дело даже не в том, что без Бога все позволено - без Бога как раз не позволено ничего. Если ты добрый и жертвенный, если ты переводишь старушек через дорогу, ездишь в Африку лечить лихорадку Эббола, если ты воюешь против фашистов (или против еще какого-то кровавого режима), но Христос не воскресал, то вся твоя доброта и жертвенность - это Сизифов труд. Старушка умрет от старости, несостоявшаяся жертва лихорадки умрет от чего-нибудь другого, и избежавшая репрессий потенциальная жертва кровавого режима тоже все равно умрет. "Летай иль ползай - конец известен: все в землю ляжем, все прахом будем", как говорил персонаж Горького.

Вера других религий в посмертное воздаяние отношения к делу не имеет: смерть в них не побеждена, ей просто присваивается значение "справедливости" - она раздает всем награду и наказание. Все было бы хорошо, но все живое инстинктивно боится смерти. Если бы все было так просто, к смерти стоило бы стремиться - сделай побольше хороших поступков, переведи, опять же, десяток старушек через дорогу, если ты маленький и слабый, сделай что-нибудь серьезное, если ты сильный и крепкий (усынови больного ребенка или собери денег на онкобольного) - и порежь вены, как только почувствуешь, что устал, выдохся и больше не можешь творить добро.

И, в любом случае, каждый человек, без исключения, делал не только хорошее, но и дурное. Закон справедливости чисто логически требует, чтобы "оплачено" было все. Одно из двух: либо, если оплата идет бесконечностью, то человек вечно будет одновременно искупать зло и вознаграждаться за добро (то есть мучиться и наслаждаться), либо вообще его судьба во времени непонятна - конечные грехи и конечные добродетели не могут оплачиваться вечно.

Тем более не имеет отношения к делу представление о реинкарнации. Колесо сансары - колесо не только жизни, но и смерти. И справедливость сансары абсолютно безлична: у человека не сохраняется памяти о прошлых жизней, то есть, строго говоря, он страдает и наслаждается за то, что совершал не он. (Тут можно поговорить о христианском представлении о личности, как целокупности души и тела, но тогда я напишу еще километр.)

Воскресение Христово говорит, что смерти в принципе больше нет. Она побеждена.

И представление о "воскресающих богах", которое было во многих языческих религиях, и о воскресающих героях, которое даже в сказки перекочевало, тоже "не о том". Весь смысл христианства - в том, что Бог стал одновременно человеком. Из плоти и крови. Умер, как человек, потому что каждый человек смертен. Но так как Бог умереть не может, то смерть Им попросту подавилась. И, поскольку Бог бесконечен и вечен, то несварение у смерти наступило навеки - она отдала даже тех, кто умер раньше, не говоря уже о последующих поколениях.

По большому счету, для умирания теперь надо приложить серьезные усилия - надо активно захотеть умереть. Это желание может выражаться в сознательно избираемом образе жизни - откровенно греховном или невоздержанном, цепляющемся за материю (тут становится ясно, почему христианство считает грехом любую телесную распущенность - от сексуальной до переедания: что человек будет делать в "бесплотной" вечности со своей тягой к плотским удовольствиям? правильно, страдать и мучиться, т.е. умирать), в сознательно избранных верованиях (если человек от всей души хочет колеса Сансары, жаждет и ждет колеса Сансары, если он очень хочет искупать свою карму - что ж, будет ему искупление кармы, никто никого не насилует Царствием Небесным - только это искупление - тоже ад и смерть, потому что вечно и без выхода), в конечном итоге - в сознательном неприятии жертвы и Воскресения Христа.

(Я не буду здесь объяснять, зачем умирать Христу надо было именно так, через несправедливое осуждение и мучительную казнь, потому что вопрос не о том, а "простыня" моего ответа и так все растет и растет - но, в общем, так было надо, и это не для пущего драматизма подчеркивается.)

Возвращаясь к основному вопросу. Рождество, безусловно, тоже важно, с него начинается земной путь Христа, который ведет к спасению рода человеческого. Но родился Он именно ради вот этих нескольких дней - от Тайной Вечери до Воскресения. И Воскресение - окончательная цель, ради которой все и было затеяно. Именно поэтому Пасху называют "Праздником праздников и Торжеством из торжеств", полноценно празднуют целую неделю, а чуть менее торжественно - еще целый месяц, в течение года каждое воскресенье считается "Малой Пасхой", ее значение постоянно подчеркивается, она стоит в центре всего богослужебного года и вообще христиане живут ожиданием Пасхи.

Я тут очень приблизительно изложила представления той конфессии, к которой отношусь - то есть, православного христианства. Примерно так же верят и католики, и представители большинства протестантских деноминаций, и вообще традиционные христиане.

27 марта 2016 года католики, протестанты и верующие армянской православной церкви празднуют Пасху. Пасха - праздник Светлого Христова воскресения. Первую Пасху праздновали древние иудеи за 1500 лет до Рождества Христова, в связи с исходом израильтян из Египта под водительством пророка Моисея. Ветхозаветная Пасха знаменовала избавление еврейского народа от египетского рабства, а слово «пасха» на древне - еврейском означает «исход», «избавление». Новозаветная, христианская Пасха была установлена апостолами вскоре после крестной смерти и Воскресения Иисуса Христа и наполнилась новым смыслом. Это - праздник победы над смертью.

В Крыму проживают представители разных религиозных конфессий. В чем различия празднования армянской Православной Пасхи, Католической и русской Православной Пасхи? Разбираемся.

Армянская Пасха.

Армянская церковь - одна из древнейших христианских общин. В 301 году Армения стала первой страной, принявшей христианство в качестве государственной религии. Уже много веков между нами нет церковного единства, но это не мешает существованию добрососедских отношений. На встрече с послом Республики Армения в России О.Е. Есаяном, Святейший Патриарх Кирилл отметил:

«Наши отношения уходят вглубь веков… Близость наших духовных идеалов, единая нравственная и духовная система ценностей, в которой живут наши народы, являются фундаментальной составляющей наших отношений».

Интересно что: В 2017 году армянская Пасха - Затик - будет праздноваться 16 апреля вместе с представителями всех христианских конфессий - католиками, православными, протестантами и христианами-армянами. Такое совпадение случается крайне редко. Для сравнения - последний раз «общий день Пасхи» был в 2011 году.

Очень интересны традиции вычисления сроков праздников в Армянской Апостольской церкви. Здесь решение принимается представителями духовного центра Армянской Апостольской церкви в Эчмиадзине. Из этого города ежегодно перед праздником присылают специальные календари, где оговорены конкретные сроки. В этой конфессии применяют григорианский календарь, и армянская Пасха чаще совпадает с католической.

Армянская Пасха называется Затик, что означает «освобождение» и «очищение». Праздник символизирует избавление от грехов и возвращение к Богу. В этот день армяне приветствуют друг друга словами «Христос воскрес из мертвых - благословенно Воскресение Христово». Одним из старинных традиций, дошедших до современности, считается кукла "Аклатиз", украшенная 49 камнями и репчатым луком. Этот пасхальный атрибут символизирует удачу для дома и семьи. Необычной традицией было в Армении на Пасху освящение деревьев. Пожилые армянки в пасхальное утро со свечей в руках освящали деревья. В дохристианские времена было принято в этот день совершать ритуал жертвоприношения. Молодого барашка или петуха варили всю ночь, а затем раздавали бедным и неимущим. На Пасху в Армении традиционным блюдом сейчас является плов и крашеные яйца. А раньше в этот день подавали спитак банджар. Согласно легенде, Св.Богородица закутывала Иисуса Христа, в листья этого растения. Также, на Пасху армянские хозяйки принято угощать кутапом - это тесто с запеченной зеленью или фасолью с жареным луком, еще ауиком (лепешки из пшеницы) и ахаром (вареный барашек или петух).

Традиционные праздничные угощения

В старинные времена в Армении на Пасху после пасхального обеда веселое празднество продолжалось на природе с различными играми, конными состязаниями и кострами. И, конечно же, в этот день по обычаю, соревнуясь, разбивали крашеные яйца. Армяне красили яйца и до принятия христианства, красят и теперь. Красный цвет означает свет солнца.

Сегодня во всех армянских храмах звучат божественные шараканы - древние духовные стихи. Но главная литургия в честь наступления Пасхи проходит в Первопрестольном Святом Эчмиадзине. В понедельник в Армении выходной. В День поминовения усопших люди по традиции посещают могилы родных и близких.

Интересно что: Православная церковь определяет срок Пасхи в первое воскресенье после весеннего равноденствия и следующего за ним полнолуния. Строго соблюдается еще одно условие: Пасха у православных не должна совпадать с иудейской. Эта норма закреплена в специальном решении Вселенских Соборов. День иудейской Пасхи вычисляют в соответствии с лунным календарем, поэтому иногда возникают совпадения. Но для православной традиции такое совпадение неприемлемо, а у католиков разрешено. Когда совпадают дни празднования у православных и католиков, Пасха проходит в обеих конфессиях без переноса. Протестанты тоже строят вычисления на григорианском календаре, поэтому их Пасха часто совпадает с католической. А такие православные церкви, как румынская, греческая, болгарская, ориентируются на неоюлианский календарь. Он диктует условия для определения большинства праздников по григорианскому календарю, а некоторых (например, Пасхи) - по юлианскому.

Католическая Пасха.

В европейских языках слово "Пасха" — один из вариантов латинского Pascha, которое, в свою очередь, восходит к древнееврейскому pesach (переход, исход из Египта). Еврейская Пасха, посвященная избавлению Израиля от египетского рабства, была в глазах христиан прообразом того искупления человечества от греха, воспоминанию о котором посвящена христианская Пасха. Немцы называют Пасху Ostern, равно как и англичане — Easter, то есть по имени древнегерманской богини весны Eostro (Ostara). Таким образом, христиане приурочили свой главный праздник еще и к торжествам по случаю возрождения жизни после зимы. Римско-Католическая Пасха всегда приходится на первое воскресенье после дня весеннего равноденствия и первого после этого дня полнолуния. Этот порядок был определен в ранней христианской церкви и соблюдается до сих пор. В наше время дни Пасхи католической и православной не совпадают по той причине, что Русская Православная церковь продолжает вести летоисчисление в соответствии с древним юлианским календарем.

В православных храмах пасхальная служба - торжество легкое и радостное - начинается ровно в полночь. После окончания службы православные «христосуются». Так назван обычай приветствовать друг друга целованием и словами: «Христос воскресе!» Католики празднуют Пасху, начиная с особого субботнего моления Навечерия Пасхи. Потом ранним воскресным утром проходит Резурекция - крестный ход и Cвятая месса. Традиции разговляться в этой конфессии нет, поскольку длительный пост как воздержание в еде, у католиков отсутствует. Верующие должны воздерживаться от мясной пищи только в пятницу. Католический пост имеет духовный характер, во время него нужно больше молиться, больше совершать добрых дел, отказываться от вредных привычек и бурного веселья. Символ пасхального праздника — крашеные яйца. Обычай красить яйца распространен повсюду. Западноевропейские католики предпочитают яйца красного цвета без орнамента, в Центральной Европе (поляки, словаки) расписывают их разнообразной техникой. Священники освящают яйца в домах прихожан в субботу вместе с остальной ритуальной пищей. Вечером в Страстную субботу во всех храмах служат всенощную. Утром, возвращаясь домой, все разговляются, прежде всего яйцами. Крутые яйца, яичница, омлеты — важнейшая ритуальная пасхальная еда. Готовят и мясные блюда, а также сдобный хлеб.

Традиции празднования Пасхи в разных странах Европы.

В Италии на Пасху пекут "голубку", в Восточной Польше в пасхальное утро едят окрошку, которую поливают водой с уксусом, как символ пятничных Крестных страданий Христа. А еще в Польше существует обычай oblewany ponedzialek — в понедельник после Пасхи парни и девушки обливают друг друга водой. По всей Европе хозяйки укладывают в плетеные корзиночки на молодую травку разноцветные яйца, игрушечных цыплят, шоколадных зайчиков. Эти корзинки в течение всей Пасхальной недели стоят на столике у дверей. В Эквадоре — фансеку — суп из 12 видов злаков - они символизируют 12 апостолов, трески, арахиса и молока. В Англии пасхальные булочки hot cross buns обязательно перед выпечкой надрезают сверху крестом. В Португалии в воскресный день священник ходит по сверкающим чистотой домам прихожан, разнося пасхальные благословения, где его угощают голубыми и розовыми драже, шоколадными яйцами, печеньем и стаканчиком портвейна. Утром в Пасхальное воскресенье после богослужения дети и молодежь обходят дома с песнями и поздравлениями, сходными с рождественскими колядками. Среди пасхальных развлечений наиболее популярны игры с крашеными яйцами: их кидают друг в друга, катают по наклонной плоскости, разбивают, разбрасывая скорлупу.

Почему символом Католической служит Пасхи пасхальный кролик?

Символом католической Пасхи также является пасхальный заяц, который по поверьям, разносит подарочные пасхальные корзины и прячет крашенные накануне яйца. В католических странах накануне Пасхи заяц очень популярен — его печатают на открытках, делают шоколадных зайцев. Объяснение этому уходит глубоко в язычество. По легенде языческая богиня весны Эстра превратила птицу в зайца, но он продолжал нести яйца. Другое объяснение данному феномену более простое — когда пасхальным утром дети шли собирать яйца из курятника, они часто находили неподалеку кроликов.

Иудейская Пасха.

Для всего еврейского народа праздник Пасхи является самым главным и значимым днем в году. С ним связано множество великих действий, в частности, освобождение евреев из египетского рабства, которое произошло в середине 13 века до н.э. История Пасхи (Песах) берет свое начало в далеком прошлом, в те дни, когда согласно библейским писаниям, Моисей вывел израильтян из Египта. Это произошло на 14 день месяца нисана, когда в ночь перед последней жесткой казнью были убиты все младенцы Египта, кроме еврейских. Казнь обошла их жилища, ведь двери были помечены кровью жертвенных ягнят. После этого ужасного действия Моисей взялся вывести еврейский народ за пределы египетских земель. Праздник нарекли в честь величайшего спасения народа Израиля и в честь того, что беда обошла их дома стороной. В переводе с иврита «песах» означает «пройти мимо, миновать или обойти». Символично, что празднование Пасхи припадает именно на 14 число месяца нисана согласно еврейскому лунному календарю. Есть небольшое отличие в количестве дней, когда народ потчует и восхваляет это торжество. Например, в самом Израиле он длится 7 дней, а за его пределами - 8 дней. В 2016 году празднование Пасхи начнется 22 апреля и закончится 30 апреля. Давно сложившаяся традиция гласит, что все евреи начинают отмечать Песах после того, как солнце скроет свой последний луч за горизонтом.

Традиции еврейской Пасхи в канун праздника в домах собирается все квасное - мучные блюда, на основе дрожжей и сжигается на костре. Стоит отметить, что весь период, когда евреи чтят день Пасхи, они не употребляют в пищу квасные продукты, а также те, которые могут забродить. Перед началом праздника принято собирать «меот хиттим». Это значит, что евреи собирают средства на муку для мецы, которую потом раздают беднякам. Мецой называют пресные лепешки, которые пекут без использования дрожжей. Эта выпечка символизирует хлеб, который прихватили в спешке евреи, когда тайком уходили из Египта. В первый и седьмой день празднования запрещено заниматься делами, в остальные же дни дозволено выполнять мелкую работу. Первые два дня и первую ночь у евреев принято называть Йом-Тов, что означает «добрый и праздничный день». В этот период во всех синагогах страны проводится богослужение, в котором восхваляют росу, а также благодарят Бога, читая псалмы Халлел.

Сама еврейская Пасха в 2016 году начинается с того момента, как вечером, 14 нисана, семьи, собравшиеся за столом начинают читать Седер корбан Песах (церемония пасхального жертвоприношения). Это собрание, во время которого семья вкушает яства, выставленные на столе, называется Седер, и проводят его в первую и вторую ночь праздника по определенному порядку. Во время еды необходимо читать молитву Хаггаду, которая повествует о том, как израильтяне бежали из Египта. Во время Седера каждый должен испить 4 рюмки вина, на столе должны присутствовать куриное яйцо и куриное крыло (в честь жертвенного агнца), четыре мацы (можно больше), чаща с соленой водой (символизирует слезы всех израильских рабов), любая горькая трава (сельдерей, марор), харосет. На ужин принято зазывать всех нуждающихся и бедных людей, а по окончанию трапезы открывать нараспашку двери, тем самым начиная «ночь бдения» для всех «сыновей Израиля». Последний день чествования Песаха, который связывают с переправой еврейского народа через Красное море, синагоги начинают читать Хазкарат Нешамот. Кроме этого существует давняя традиция, когда израильтяне приходят к реке и говорят отрывок из Торы.

Почему не должны совпадать Пасха и Песах?

Церковь четко определила, что празднование христианской Пасхи не должно припадать на день празднования еврейского Песаха. Так должно быть из-за того, что само Воскресение Христово произошло уже после того, как народ Израиля ушел из Египта, а значит, после возникновения Песаха. Для того чтобы точно соблюсти хронологию евангельских событий, был установлен такой порядок чествования этих праздников. До сих пор, конечно, возникают споры о совпадении всех этих великих дней, но священнослужители уверены, что противоречить событиям, которые указаны в Евангелии, и устанавливать неверную дату важнейшего христианского праздника, было бы крайне нелогично.

Православная Пасха.

Православная церковь признает два вида праздников: непереходящие и переходящие. Первые отмечаются каждый год в один и тот же день, без изменения числа и месяца. Для переходящих праздников не установлена определенная дата, она вычисляется каждый год по определенным критериям. Основным переходящим праздником, от которого зависят даты начала Великого поста, Пятидесятницы, Вознесения и другие церковные события, является Пасха. Перед Воскресением Христовым принято наводить порядок во всех домах и дворах. Особенно эта традиция актуальна в Чистый четверг. В этот день нужно искупаться на рассвете, чтобы смыть с себя все грехи и злые помыслы. Затем предстоит поход на службу в церковь. Заранее перед Пасхой надо испечь куличи. Раньше каждая хозяйка имела свой тайный рецепт, который держала втайне. Правильно сделанное изделие может храниться до сорока дней. Сегодня на полках магазинов множество пасхальных присыпок, фигурок, украшений, которые облегчают процедуру изготовления куличей и придадут ей творческий характер.

Еще одним необходимым атрибутом, без которого не обходится Пасха в любой семье, являются крашанки. Наиболее традиционным методом окрашивания яиц считается помещение их в воду с луковой шелухой. От такой операции яйца приобретают насыщенный красно-коричневый оттенок. Существует также много других способов: пищевые красители, наклейки, расписывание воском. Есть мастера, которые создают на скорлупе яиц целые картины. Крашанки не только изготавливают для потребления в пищу, ими обмениваются друг с другом как священными дарами. Когда все праздничные компоненты готовы, можно начинать формировать пасхальную корзинку. В нее ложатся куличи, крашанки и все продукты, которые хотелось бы освятить. Вечером в субботу все верующие нарядные и с пасхальными корзинками отправляются в церковь на Всенощную. В 2016 году православные христиане отмечают Пасху 1 мая.

Вместе с этим читают: