Что было с женами декабристов. Жены декабристов в ссылке. Сколько было «жен декабристов» на самом деле

14 декабря 1825 года в Петербурге на Сенатской площади произошло первое в истории России организованное выступление дворян-революционеров против царского самодержавия и произвола. Восстание было подавлено. Пятерых его организаторов повесили, остальные были сосланы на каторгу в Сибирь, разжалованы в солдаты... Жены одиннадцати осужденных декабристов разделили их сибирское изгнание. Гражданский подвиг этих женщин - одна из славных страниц нашей истории.

В 1825 году Марии Николаевне Волконской исполнилось 20 лет. Дочь прославленного героя Отечественной войны 1812 года генерала Раевского, красавица, воспетая Пушкиным, жена князя генерал-майора Волконского, она принадлежала к избранному обществу выдающихся по уму и образованию людей. И вдруг - крутой поворот судьбы.

В начале января 1826 года Сергей Волконский заехал на сутки в деревню к жене, ожидавшей первенца. Ночью разжег камин и стал бросать в огонь исписанные листы бумаги. На вопрос испуганной женщины: «В чем дело?» - Сергей Григорьевич бросил:- «Пестель арестован». «За что?» - ответа не последовало...

Следующее свидание супругов состоялось лишь через несколько месяцев в Петербурге, в Петропавловской крепости, где арестованные революционеры-декабристы (среди них были князь Сергей Волконский и дядя Марии Николаевны Василий Львович Давыдов) ждали решения своей участи...

Их было одиннадцать - женщин, разделивших сибирское изгнание мужей-декабристов. Среди них - незнатные, как Александра Васильевна Ёнтальцева и Александра Ивановна Давыдова, или жестоко бедствовавшая в детстве Полина Гебль, невеста декабриста Анненкова. Но большая часть - княгини Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая. Александра Григорьевна Муравьева - дочь графа Чернышева. Елизавета Петровна Нарышкина, урожденная графиня Коновницына. баронесса Анна Васильевна Розен, генеральские жены Наталья Дмитриевна Фонвизина и Мария Казимировна Юшневская - принадлежали к знати.

Николай I предоставил каждой право развестись с мужем - «государственным преступником». Однако женщины пошли против воли и мнения большинства, открыто поддержав опальных. Они отрешились от роскоши, оставили детей, родных и близких и пошли за мужьями, которых любили. Добровольное изгнание в Сибирь получило громкое общественное звучание.

Сегодня трудно представить себе, чем была Сибирь в те времена: «дно мешка», конец света, за тридевять земель. Для самого быстрого курьера - более месяца пути. Бездорожье, разливы рек, метели и леденящий душу ужас перед сибирскими каторжниками - убийцами и ворами.

Первой - на другой же день вслед за каторжником-мужем - в путь отправилась Екатерина Ивановна Трубецкая. В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор долго запугивает ее, требует - еще раз после столицы! - письменного отречения от всех прав, Трубецкая подписывает его. Через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что она продолжит путь «по канату» вместе с уголовными преступниками. Она соглашается...

Второй была Мария Волконская. День и ночь мчится она в кибитке, не останавливаясь на ночлег, не обедая, довольствуясь куском хлеба и стаканом чая. И так почти два месяца - в лютые морозы и пургу. Последний вечер перед отъездом из дома она провела с сыном, которого не имела права взять с собой. Малыш играл большой красивой печатью царского письма, в котором высочайшим повелением разрешалось матери покинуть сына навсегда...

В Иркутске Волконскую, как и Трубецкую, ожидали новые препятствия. Не читая, она подписала страшные условия, поставленные властями: лишение дворянских привилегий и переход на положение жены ссыльнокаторжного, ограниченной в правах передвижения, переписке, распоряжения своим имуществом. Ее дети, рожденные в Сибири, будут считаться казенными крестьянами.

Шесть тысяч верст пути позади - и женщины в Благодатском руднике, где их мужья добывают свинец. Десять часов каторжного труда под землей. Потом тюрьма, грязный, тесный деревянный дом из двух комнат. В одной - беглые каторжники-уголовники, в другой - восемь декабристов. Комната делится на каморки - два аршина в длину и два в ширину, где ютятся несколько заключенных. Низкий потолок, спину распрямить нельзя, бледный свет свечи, звон кандалов, насекомые, скудное питание, цинга, туберкулез и никаких вестей извне... И вдруг - любимые женщины!

Когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в коротком, оборванном и грязном тулупчике, худого, бледного, она упала в обморок. Приехавшая вслед за ней Волконская, потрясенная, опустилась перед мужем на колени и поцеловала его кандалы.

Николай I отнял у женщин все имущественные и наследственные права, разрешив лишь нищенские расходы на жизнь, в которых женщины должны были отчитываться перед начальником рудников.

Ничтожные суммы держали Волконскую и Трубецкую на грани нищеты. Пищу они ограничили супом и кашей, от ужинов отказались. Обед готовили и отправляли в тюрьму, чтобы поддержать узников. Привыкшая к изысканной кухне Трубецкая одно время ела только черный хлеб, запивая его квасом. Эта избалованная аристократка ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из своих теплых башмаков сшила шапочку одному из товарищей мужа, чтобы защитить его голову от падающих в шахте обломков породы.

Каторжное житье никто не мог рассчитать наперед. Однажды Волконская и Трубецкая увидели начальника рудников Бурнашева со свитой. Выбежали на улицу: под конвоем вели их мужей. По деревне разнеслось: - «Секретных судить будут!» Оказалось, заключенные объявили голодовку, когда надсмотрщик тюрьмы запретил им общаться между собой и отобрал свечи. Но властям пришлось уступить. Конфликт на этот раз разрешился мирно. Или вдруг среди ночи выстрелы подняли на ноги всю деревню: пытались бежать уголовные каторжники. Пойманных били плетьми, чтобы узнать, где они взяли деньги на побег. А деньги-то дала Волконская. Но никто и под пытками не выдал ее.

Осенью 1827 года декабристов из Благодатска перевели в Читу. В читинской тюрьме было более 70 революционеров. Теснота, кандальный звон раздражали и без того измученных людей. Но именно здесь стала складываться дружная декабристская семья. Дух коллективизма, товарищества, взаимного уважения, высокая нравственность, равенство, независимо от разности социального и материального положения господствовали в этой семье. Ее связующим стержнем стал святой день 14 декабря, и жертвы, принесенные ради него. Восемь женщин были равноправными членами этого уникального содружества.

Они поселились близ тюрьмы в деревенских избах, сами готовили еду, ходили за водой, топили печи. Полина Анненкова вспоминала: «Дамы наши часто приходили ко мне посмотреть, как я приготовляю обед, и просили их научить то сварить суп. то состряпать пирог. Когда приходилось чистить курицу, со слезами на глазах сознавались, что завидуют моему умению все делать, и горько жаловались на самих себя за то, что не умели ни за что взяться».

Свидания с мужьями разрешались всего лишь два раза в неделю в присутствии офицера. Поэтому любимым времяпрепровождением и единственным развлечением женщин было сидеть на большом камне напротив тюрьмы, иногда перекинуться словом с узниками.

Солдаты грубо прогоняли их, а однажды ударили Трубецкую. Женщины немедленно отправили жалобу в Петербург. А Трубецкая с тех пор демонстративно устраивала перед тюрьмой целые «приемы»: усаживалась на стул и поочередно беседовала с арестантами, собравшимися внутри тюремного двора. Беседа имела одно неудобство: приходилось довольно громко кричать, чтобы услышать друг друга. Но зато, сколько радости доставляло это заключенным!

Женщины быстро сдружились, хотя были очень разные. Невеста Анненкова приехала в Сибирь еще под именем мадемуазель Полина Гебль: «монаршей милостью» ей разрешено было соединить свою жизнь со ссыльным декабристом. Когда Анненкова повели в церковь венчаться, с него сняли кандалы, а по возвращении опять надели и увели в тюрьму. Полина, красивая и изящная, кипела жизнью и весельем, но все это было как бы внешней оболочкой глубоких чувств, заставивших молодую женщину отказаться от своей родины и независимой жизни.

Общей любимицей была жена Никиты Муравьева - Александра Григорьевна. Ни одна из декабристок, пожалуй, не удостоилась столь восторженных похвал в воспоминаниях сибирских изгнанников. Даже женщины, весьма строгие к представительницам своего пола и столь разные, как Мария Волконская и Полина Анненкова, здесь единодушны:- «Святая женщина. Она умерла на своем посту».

Муравьева стала первой жертвой Петровского завода - следующего после Читы места каторжных работ революционеров. Она умерла в 1832 году двадцати восьми лет. Никита Муравьев стал седым в тридцать шесть - в день смерти жены.

Еще при переходе каторжан из Читы в Петровский завод женская колония пополнилась двумя добровольными изгнанницами - приехали жены Розена и Юшневского. А через год - в сентябре 1831-го состоялась еще одна свадьба: к Василию Ивашеву приехала невеста Камилла Ле-Дантю.

Женщины-декабристки многое сделали в Сибири, Прежде всего они разрушили изоляцию, на которую власти обрекли революционеров. Николай I хотел всех заставить забыть имена осужденных, изжить их из памяти. Но вот приезжает Александра Григорьевна Муравьева и через тюремную решетку передает И. И, Пущину стихи его лицейского друга Александра Пушкина, Стихотворные строки «во глубине сибирских руд» рассказали декабристам о том, что они не забыты, что их помнят, им сочувствуют.

Родные, друзья пишут узникам. Им же запрещено отвечать (право на переписку они получали только с выходом на поселение). В этом сказался все тот же расчет правительства на изоляцию декабристов. Этот замысел разрушили женщины, связавшие заключенных с внешним миром. Они писали от своего имени, копируя иногда письма самих декабристов, получали для них корреспонденцию и посылки, выписывали газеты и журналы.

Каждой женщине приходилось писать десять, а то и двадцать писем в неделю. Нагрузка была столь весомой, что не оставалось времени иногда написать собственным родителям и детям. «Не сетуйте на меня, добрые, бесценные мои Катя, Лиза, за краткость письма моего,- пишет Александра Ивановна Давыдова дочерям, оставленным у родственников.- У меня столько хлопот теперь, и на этой почте столько писем мне писать, что я насилу выбрала время для этих нескольких строк».

Находясь в Сибири, женщины вели непрестанную борьбу с петербургской и сибирской администрацией за облегчение условий заключения. Они называли в лицо коменданта Лепарского тюремщиком, добавляя, что ни один порядочный человек не согласился бы принять эту должность без того, чтоб не стремиться к облегчению участи узников. Когда генерал возражал, что его за это разжалуют в солдаты, те, не замедлив, отвечали: - «Ну что же, станьте солдатом, генерал, но будьте честным человеком».

Старые связи декабристок в столице, личное знакомство некоторых из них с царем удерживали иногда тюремщиков от произвола. Обаяние молодых образованных женщин, случалось, укрощало и администрацию, и уголовников.

Женщины умели поддержать павших духом, успокоить возбужденных и расстроенных, утешить огорченных. Естественно, что сплачивающая роль женщин увеличилась с появлением семейных очагов (с тех пор, как женам разрешили жить в тюрьме), а затем и первых «каторжных» детей - воспитанников всей колонии.

Разделяя судьбу революционеров, отмечая каждый год вместе с ними «святой день 14 декабря», женщины приближались к интересам и делам своих мужей (о которых не были осведомлены в прошлой жизни), становились как бы их соучастниками. «Вообрази, как они мне близки, - писала М. К. Юшневская из Петровского завода, - живем в одной тюрьме, терпим одинаковую участь и тешим друг друга воспоминаниями о милых, любезных родных наших».

Медленно тянулись в изгнании годы. Волконская вспоминала: «Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через пять лет, затем я себе говорила, что это будет через десять, потом через пятнадцать лет, но после 25 лет я перестала ждать, я просила у бога только одного: чтоб он вывел из Сибири моих детей».

Москва и Петербург становились все более отдаленными воспоминаниями. Даже те, у кого мужья умирали, не получали права на возвращение. В 1844 году в этом отказали вдове Юшневского, в 1845-м - Ентальцевой.

Из-за Урала шли новые и новые партии ссыльных. Спустя 25 лет после декабристов везли на каторгу петрашевцев, в их числе и Ф.М.Достоевского. Декабристам удалось добиться свидания с ними, помочь продуктами, деньгами. «Они благословили нас в новый путь»,- вспоминал Достоевский.

Немногие декабристы дожили до амнистии, пришедшей в 1856 году после тридцатилетней ссылки. Из одиннадцати женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, три остались здесь навечно. Александра Муравьева, Камилла Ивашева, Екатерина Трубецкая. Последней умерла в 1895 году девяностотрехлетняя Александра Ивановна Давыдова. Умерла, окруженная многочисленным потомством, уважением и почтением всех, знавших ее.

«Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории»,- сказал современник декабристок, поэт П.А.Вяземский, узнав об их решении.

Размеренная жизнь России перевернулась в 1825 году, 14 декабря. В этот день произошло Оно было жестоко подавлено, к следствию привлекли 579 участников. Пятерых приговорили к смертной казни, на каторгу в Сибирь было сослано 120 человек. После окончания суда, всех приговоренных объявили политическими преступниками и официально мертвыми.

«Политическая смерть» означала тогда юридическую потерю абсолютно всех прав гражданина страны. Жены декабристов должны были решать далее свою судьбу. Они могли подать на развод или сохранить брак. Также женщинам предоставлялась возможность отправиться за мужчинами на каторгу. Двое подали на развод.

Современности известны имена одиннадцати женщин - спутниц первых российских революционеров-декабристов - последовавших за своими мужчинами на каторгу в Сибирь. Они не состояли в тайных обществах, не принимали участие в восстании, однако совершили героический поступок.

Подвиг жен декабристов не только отражал их любовь и преданность мужьям. Передовая общественность того времени оценила их поступок, придав ему широкое общественное и политическое значение. Добровольно последовав за «государственными преступниками», жены декабристов, как и их мужья, высказались против крепостничества и самодержавия, не побоявшись лишиться благ и привилегий.

Следует отметить, что Николай 1 создавал всевозможные препятствия для отъезда жен декабристов. Одним из самых жестких условий было оставление в европейской России детей.

Первой отправилась к мужу Екатерина Трубецкая. На полгода в Иркутске ее задержал Цейдлер (местный губернатор), исполнявший секретное царское предписание и делавший все возможное, чтобы заставить ее вернуться обратно. Трубецкой пришлось подписать несколько обязательств, которые лишали ее простых человеческих прав. Цейдлер заявил, поездка княгини к мужу может состояться только по этапу, рядом с каторжными. Однако Екатерина Трубецкая была непреклонна. В итоге она отправилась к своему мужу.

В начале 1827 года в Сибирь, на Нерчинские рудники вслед за Трубецкой приехали Александра Муравьева и С этого момента первые прибывшие жены декабристов начали свою общественную деятельность. К концу года на рудники приехали остальные женщины: Александра Ентальцева, Анна Розен, Александра Фонвизина, Елизавета Нарышкина, Камилла Ивашева, Прасковья Анненкова, Мария Юшневская.

Осужденным «государственным преступникам» было запрещено писать письма. Жены декабристов наладили связь заключенных с родственниками. На имя женщин приходили печатные издания, в том числе и зарубежные.

Приехавшие в Сибирь женщины жили просто. Им приходилось самим готовить еду, стирать, топить печь. Именно в этих условиях молодые аристократки смогли понять всю ценность жизни.

Жена Александра, пренебрегая опасностью, привезла и передала сочинения Пушкина, посвященные Пущину («Мой первый друг», «В Сибирь»). Если бы при обыске у нее нашли стихи, ей грозила бы тюрьма.

Александра Муравьева прожила в Сибири недолго. Зимой, бегая на квартиру к детям из камеры мужа, она простудилась и умерла вскоре.

Не стало на поселении и еще двух жен (Трубецкой и Ивашевой). Три женщины овдовели; они получили разрешение вернуться назад после общего помилования 1856 года. Две жены поехали на Кавказ со своими мужьями (Нарышкина и Розен). Три женщины с освобожденными - вернулись после амнистии в европейскую часть страны (Анненкова, Волконская, Фонвизина).

Декабристы и их жены вернулись после тридцатилетней ссылки политически сознательными. Свою ненависть к крепостничеству и самодержавию они пронесли сквозь все эти годы.

14 декабря 1825 года в Петербурге на Сенатской площади произошло первое в истории России организованное выступление дворян-революционеров против царского самодержавия и произвола. Восстание было подавлено. Пятерых его организаторов повесили, остальные были сосланы на каторгу в Сибирь, разжалованы в солдаты... Жены одиннадцати осужденных декабристов разделили их сибирское изгнание. Гражданский подвиг этих женщин - одна из славных страниц нашей истории.

В 1825 году Марии Николаевне Волконской исполнилось 20 лет. Дочь прославленного героя Отечественной войны 1812 года генерала Раевского, красавица, воспетая Пушкиным, жена князя генерал-майора Волконского, она принадлежала к избранному обществу выдающихся по уму и образованию людей. И вдруг - крутой поворот судьбы.

В начале января 1826 года Сергей Волконский заехал на сутки в деревню к жене, ожидавшей первенца. Ночью разжег камин и стал бросать в огонь исписанные листы бумаги. На вопрос испуганной женщины: «В чем дело?» - Сергей Григорьевич бросил:- «Пестель арестован». «За что?» - ответа не последовало...

Следующее свидание супругов состоялось лишь через несколько месяцев в Петербурге, в Петропавловской крепости, где арестованные революционеры-декабристы (среди них были князь Сергей Волконский и дядя Марии Николаевны Василий Львович Давыдов) ждали решения своей участи...

Их было одиннадцать - женщин, разделивших сибирское изгнание мужей-декабристов. Среди них - незнатные, как Александра Васильевна Ёнтальцева и Александра Ивановна Давыдова, или жестоко бедствовавшая в детстве Полина Гебль, невеста декабриста Анненкова. Но большая часть - княгини Мария Николаевна Волконская и Екатерина Ивановна Трубецкая. Александра Григорьевна Муравьева - дочь графа Чернышева. Елизавета Петровна Нарышкина, урожденная графиня Коновницына. баронесса Анна Васильевна Розен, генеральские жены Наталья Дмитриевна Фонвизина и Мария Казимировна Юшневская - принадлежали к знати.

Николай I предоставил каждой право развестись с мужем - «государственным преступником». Однако женщины пошли против воли и мнения большинства, открыто поддержав опальных. Они отрешились от роскоши, оставили детей, родных и близких и пошли за мужьями, которых любили. Добровольное изгнание в Сибирь получило громкое общественное звучание.

Сегодня трудно представить себе, чем была Сибирь в те времена: «дно мешка», конец света, за тридевять земель. Для самого быстрого курьера - более месяца пути. Бездорожье, разливы рек, метели и леденящий душу ужас перед сибирскими каторжниками - убийцами и ворами.

Первой - на другой же день вслед за каторжником-мужем - в путь отправилась Екатерина Ивановна Трубецкая. В Красноярске сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжает путь одна, в тарантасе. В Иркутске губернатор долго запугивает ее, требует - еще раз после столицы! - письменного отречения от всех прав, Трубецкая подписывает его. Через несколько дней губернатор объявляет бывшей княгине, что она продолжит путь «по канату» вместе с уголовными преступниками. Она соглашается...

Второй была Мария Волконская. День и ночь мчится она в кибитке, не останавливаясь на ночлег, не обедая, довольствуясь куском хлеба и стаканом чая. И так почти два месяца - в лютые морозы и пургу. Последний вечер перед отъездом из дома она провела с сыном, которого не имела права взять с собой. Малыш играл большой красивой печатью царского письма, в котором высочайшим повелением разрешалось матери покинуть сына навсегда...

В Иркутске Волконскую, как и Трубецкую, ожидали новые препятствия. Не читая, она подписала страшные условия, поставленные властями: лишение дворянских привилегий и переход на положение жены ссыльнокаторжного, ограниченной в правах передвижения, переписке, распоряжения своим имуществом. Ее дети, рожденные в Сибири, будут считаться казенными крестьянами.

Шесть тысяч верст пути позади - и женщины в Благодатском руднике, где их мужья добывают свинец. Десять часов каторжного труда под землей. Потом тюрьма, грязный, тесный деревянный дом из двух комнат. В одной - беглые каторжники-уголовники, в другой - восемь декабристов. Комната делится на каморки - два аршина в длину и два в ширину, где ютятся несколько заключенных. Низкий потолок, спину распрямить нельзя, бледный свет свечи, звон кандалов, насекомые, скудное питание, цинга, туберкулез и никаких вестей извне... И вдруг - любимые женщины!

Когда Трубецкая сквозь щель тюремного забора увидела мужа в кандалах, в коротком, оборванном и грязном тулупчике, худого, бледного, она упала в обморок. Приехавшая вслед за ней Волконская, потрясенная, опустилась перед мужем на колени и поцеловала его кандалы.

Николай I отнял у женщин все имущественные и наследственные права, разрешив лишь нищенские расходы на жизнь, в которых женщины должны были отчитываться перед начальником рудников.

Ничтожные суммы держали Волконскую и Трубецкую на грани нищеты. Пищу они ограничили супом и кашей, от ужинов отказались. Обед готовили и отправляли в тюрьму, чтобы поддержать узников. Привыкшая к изысканной кухне Трубецкая одно время ела только черный хлеб, запивая его квасом. Эта избалованная аристократка ходила в истрепанных башмаках и отморозила себе ноги, так как из своих теплых башмаков сшила шапочку одному из товарищей мужа, чтобы защитить его голову от падающих в шахте обломков породы.

Каторжное житье никто не мог рассчитать наперед. Однажды Волконская и Трубецкая увидели начальника рудников Бурнашева со свитой. Выбежали на улицу: под конвоем вели их мужей. По деревне разнеслось: - «Секретных судить будут!» Оказалось, заключенные объявили голодовку, когда надсмотрщик тюрьмы запретил им общаться между собой и отобрал свечи. Но властям пришлось уступить. Конфликт на этот раз разрешился мирно. Или вдруг среди ночи выстрелы подняли на ноги всю деревню: пытались бежать уголовные каторжники. Пойманных били плетьми, чтобы узнать, где они взяли деньги на побег. А деньги-то дала Волконская. Но никто и под пытками не выдал ее.

Осенью 1827 года декабристов из Благодатска перевели в Читу. В читинской тюрьме было более 70 революционеров. Теснота, кандальный звон раздражали и без того измученных людей. Но именно здесь стала складываться дружная декабристская семья. Дух коллективизма, товарищества, взаимного уважения, высокая нравственность, равенство, независимо от разности социального и материального положения господствовали в этой семье. Ее связующим стержнем стал святой день 14 декабря, и жертвы, принесенные ради него. Восемь женщин были равноправными членами этого уникального содружества.

Они поселились близ тюрьмы в деревенских избах, сами готовили еду, ходили за водой, топили печи. Полина Анненкова вспоминала: «Дамы наши часто приходили ко мне посмотреть, как я приготовляю обед, и просили их научить то сварить суп. то состряпать пирог. Когда приходилось чистить курицу, со слезами на глазах сознавались, что завидуют моему умению все делать, и горько жаловались на самих себя за то, что не умели ни за что взяться».

Свидания с мужьями разрешались всего лишь два раза в неделю в присутствии офицера. Поэтому любимым времяпрепровождением и единственным развлечением женщин было сидеть на большом камне напротив тюрьмы, иногда перекинуться словом с узниками.

Солдаты грубо прогоняли их, а однажды ударили Трубецкую. Женщины немедленно отправили жалобу в Петербург. А Трубецкая с тех пор демонстративно устраивала перед тюрьмой целые «приемы»: усаживалась на стул и поочередно беседовала с арестантами, собравшимися внутри тюремного двора. Беседа имела одно неудобство: приходилось довольно громко кричать, чтобы услышать друг друга. Но зато, сколько радости доставляло это заключенным!

Женщины быстро сдружились, хотя были очень разные. Невеста Анненкова приехала в Сибирь еще под именем мадемуазель Полина Гебль: «монаршей милостью» ей разрешено было соединить свою жизнь со ссыльным декабристом. Когда Анненкова повели в церковь венчаться, с него сняли кандалы, а по возвращении опять надели и увели в тюрьму. Полина, красивая и изящная, кипела жизнью и весельем, но все это было как бы внешней оболочкой глубоких чувств, заставивших молодую женщину отказаться от своей родины и независимой жизни.

Общей любимицей была жена Никиты Муравьева - Александра Григорьевна. Ни одна из декабристок, пожалуй, не удостоилась столь восторженных похвал в воспоминаниях сибирских изгнанников. Даже женщины, весьма строгие к представительницам своего пола и столь разные, как Мария Волконская и Полина Анненкова, здесь единодушны:- «Святая женщина. Она умерла на своем посту».

Александра Муравьева была олицетворением извечного женского идеала, редко достижимого в жизни: нежная и страстная возлюбленная, самоотверженная и преданная жена, заботливая, любящая мать. «Она была воплощенная любовь» - по словам декабриста Якушкина. «В делах любви и дружбы она не знала невозможного»,- вторит ему И.И.Пущин.

Муравьева стала первой жертвой Петровского завода - следующего после Читы места каторжных работ революционеров. Она умерла в 1832 году двадцати восьми лет. Никита Муравьев стал седым в тридцать шесть - в день смерти жены.

Еще при переходе каторжан из Читы в Петровский завод женская колония пополнилась двумя добровольными изгнанницами - приехали жены Розена и Юшневского. А через год - в сентябре 1831-го состоялась еще одна свадьба: к Василию Ивашеву приехала невеста Камилла Ле-Дантю.

Женщины-декабристки многое сделали в Сибири, Прежде всего они разрушили изоляцию, на которую власти обрекли революционеров. Николай I хотел всех заставить забыть имена осужденных, изжить их из памяти. Но вот приезжает Александра Григорьевна Муравьева и через тюремную решетку передает И. И, Пущину стихи его лицейского друга Александра Пушкина, Стихотворные строки «во глубине сибирских руд» рассказали декабристам о том, что они не забыты, что их помнят, им сочувствуют.

Родные, друзья пишут узникам. Им же запрещено отвечать (право на переписку они получали только с выходом на поселение). В этом сказался все тот же расчет правительства на изоляцию декабристов. Этот замысел разрушили женщины, связавшие заключенных с внешним миром. Они писали от своего имени, копируя иногда письма самих декабристов, получали для них корреспонденцию и посылки, выписывали газеты и журналы.

Каждой женщине приходилось писать десять, а то и двадцать писем в неделю. Нагрузка была столь весомой, что не оставалось времени иногда написать собственным родителям и детям. «Не сетуйте на меня, добрые, бесценные мои Катя, Лиза, за краткость письма моего,- пишет Александра Ивановна Давыдова дочерям, оставленным у родственников.- У меня столько хлопот теперь, и на этой почте столько писем мне писать, что я насилу выбрала время для этих нескольких строк».

Находясь в Сибири, женщины вели непрестанную борьбу с петербургской и сибирской администрацией за облегчение условий заключения. Они называли в лицо коменданта Лепарского тюремщиком, добавляя, что ни один порядочный человек не согласился бы принять эту должность без того, чтоб не стремиться к облегчению участи узников. Когда генерал возражал, что его за это разжалуют в солдаты, те, не замедлив, отвечали: - «Ну что же, станьте солдатом, генерал, но будьте честным человеком».

Старые связи декабристок в столице, личное знакомство некоторых из них с царем удерживали иногда тюремщиков от произвола. Обаяние молодых образованных женщин, случалось, укрощало и администрацию, и уголовников.

Женщины умели поддержать павших духом, успокоить возбужденных и расстроенных, утешить огорченных. Естественно, что сплачивающая роль женщин увеличилась с появлением семейных очагов (с тех пор, как женам разрешили жить в тюрьме), а затем и первых «каторжных» детей - воспитанников всей колонии.

Разделяя судьбу революционеров, отмечая каждый год вместе с ними «святой день 14 декабря», женщины приближались к интересам и делам своих мужей (о которых не были осведомлены в прошлой жизни), становились как бы их соучастниками. «Вообрази, как они мне близки, - писала М. К. Юшневская из Петровского завода, - живем в одной тюрьме, терпим одинаковую участь и тешим друг друга воспоминаниями о милых, любезных родных наших».

Медленно тянулись в изгнании годы. Волконская вспоминала: «Первое время нашего изгнания я думала, что оно, наверное, кончится через пять лет, затем я себе говорила, что это будет через десять, потом через пятнадцать лет, но после 25 лет я перестала ждать, я просила у бога только одного: чтоб он вывел из Сибири моих детей».

Москва и Петербург становились все более отдаленными воспоминаниями. Даже те, у кого мужья умирали, не получали права на возвращение. В 1844 году в этом отказали вдове Юшневского, в 1845-м - Ентальцевой.

Из-за Урала шли новые и новые партии ссыльных. Спустя 25 лет после декабристов везли на каторгу петрашевцев, в их числе и Ф.М.Достоевского. Декабристам удалось добиться свидания с ними, помочь продуктами, деньгами. «Они благословили нас в новый путь»,- вспоминал Достоевский.

Немногие декабристы дожили до амнистии, пришедшей в 1856 году после тридцатилетней ссылки. Из одиннадцати женщин, последовавших за мужьями в Сибирь, три остались здесь навечно. Александра Муравьева, Камилла Ивашева, Екатерина Трубецкая. Последней умерла в 1895 году девяностотрехлетняя Александра Ивановна Давыдова. Умерла, окруженная многочисленным потомством, уважением и почтением всех, знавших ее.

«Спасибо женщинам: они дадут несколько прекрасных строк нашей истории»,- сказал современник декабристок, поэт П.А.Вяземский, узнав об их решении.

Прошло много лет, но мы не перестаем восхищаться величием их любви бескорыстной душевной щедростью и красотой.

В Сибирь!
Сложно сейчас сказать, что двигало одиннадцатью женщинами, которые решились на этот поступок. Властям их решение сразу не понравилось, и они всячески старались сдержать этот порыв.

Также читайте:

Княгиню Трубецкую, которая первая добилась разрешения, почти на полгода задержали в Иркутске по личному распоряжению царя. И все эти полгода ее уговаривали отказаться от затеи.

Со стопроцентной уверенностью нельзя ссылаться ни на любовь, ни на желание поддержать политические взгляды супругов. Среди дворян браки часто заключались по расчету и даже без участия самих молодых. Например, княгиня Мария Волконская до ссылки вовсе была не в ладах с мужем.

Также читайте:

Политикой женщины тогда не занимались, об участии мужей в тайных обществах они узнали постфактум. Единственным исключением была Екатерина Трубецкая, но на следствии ее никто не вспомнил. По делу декабристов были привлечены только две дамы: сестры Михаила Рукевича — Ксаверия и Корнелия.

Они были виновны в том, что после ареста брата уничтожили компрометирующие его бумаги. За что их определили в монастырь на год и шесть месяцев, соответственно. Так что соратницами в борьбе, как это случалось позже, они не были.

Безусловно, среди них имели место и романтические истории. Тут сразу надо вспомнить Полину Гебль (Анненкову) и Камиллу Ле Дантю (Ивашеву). Обе, кстати, француженки, поэтому нельзя говорить и о каком-то национальном явлении среди русских женщин. Они так понимали свой долг и следовали ему.

Также читайте:

Первое, с чем им пришлось столкнуться этим женщинам — лишение положения в обществе. На тех, кто отправлялся вслед за опальными супругами, царские милости не распространялись. Жить в Сибири они должны были как жены «каторжан» и «ссыльнопоселенцев», то есть с очень ограниченными гражданскими правами.

Происхождение, отношения внутри сословия и общественный интерес, конечно, сказались. Обычной мещанке пришлось бы намного сложнее. Но это стало понятно уже по прошествии нескольких лет жизни в Сибири. Изначально женщины отправлялись в полную неизвестность: никто не мог им гарантировать уважительного отношения местных властей.

Вторым и самым сложным испытанием для большинства женщин — необходимость расставания с детьми. С ними выезд в Сибирь власти категорически не разрешали. Марии Юшневской пришлось четыре года ждать решения. Все дело в том, что с ней собралась ехать ее взрослая дочь от первого брака. Но и в этом случае, чиновники не пошли навстречу.

Детей в результате пристраивали родственникам. Надо отдать должное тогдашней российской элите: тех принимали, давали образование, обеспечивали детей своих родственников, но материнское сердце все равно крайне тяжело переживало такую разлуку.

Александра Давыдова оставила шестерых детей. Между ними было шесть тысяч верст. Чтобы поздравить с именинами ей приходилось писать чуть ли не за полгода вперед. О том, как они взрослеют, она могла судить, только получая портреты.

Власти противились встречам родственников с ссыльными даже тогда, когда каторга осталась позади и режим пребывания тех был смягчен. Сыну Ивана Якушкина, Евгению, впервые удалось встретиться с отцом только в возрасте 27 лет и для этого потребовалось отправиться в служебную поездку.

И, наконец, отношение родственников, семьи и общества в целом к решению жен декабристов было совсем неоднозначным. Генерал Раевский сказал своей дочери Марии Волконской перед отравлением: «Я тебя прокляну, если ты через год не вернешься».

Отец Марии Поджио, сенатор Андрей Бороздин, чтобы удержать дочь от необдуманных шагов ходатайствовал о заключении Иосифа Поджио в одиночку Шлиссельбургской крепости. Там он провел восемь лет. Сенатор поставил дочери условие: в Сибирь его переведут только после их развода.

Семейство Лаваль наоборот поддержали Екатерину Трубецкую в ее решении поехать за мужем. Отец даже дал ей в поездку своего секретаря. Последний не выдержал пути и бросил ее еще в Красноярске.

Высшее общество тоже разделилось: одни с недоумением комментировали в салонах этот поступок, но в тоже время проводы Волконской в Москве посетили многие известные личности, в том числе Пушкин.

Приговор

Чтобы объяснить, как жилось женщинам, которые отправились за своими мужьями в Сибирь, необходимо обязательно вспомнить приговор. Для участников декабрьского восстания и членов тайных обществ он оказался беспрецедентно строгим.

Всего судили 121 человека. Пятерых лидеров — Пестеля, Рылеева, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина и Каховского — специально созданный Верховный уголовный суд приговорил к четвертованию, казни, которая не применялась в России со времен Емельяна Пугачева. Тридцать одного человека — к отсечению головы.

Для России тех времен — это практически массовые казни. Например, при правлении Екатерины Второй к смертной казни приговорили всего четверых: Пугачева, Мировича и двух участников чумного бунта 1771 года.

У остальных декабристов приговоры были самым разнообразными, но, как правило, это была каторга, разжалование в солдаты и ссылка в Сибирь. Все это сопровождалось лишением дворянства, всех наград и привилегий.

Император Николай I смягчил приговор и смертную казнь заменили на каторгу и ссылку. Повезло всем кроме приговоренных к четвертованию, тех вместо мучительной казни просто повесили. То как проходила эта казнь (трое декабристов сорвались и их пришлось вешать еще раз), говорит о том, что приводить смертный приговор в исполнение в России тогда не умели.

Власти и новый царь так испугались появления декабристов, требований республики и гражданских прав, что постарались в ответ максимально запугать аристократию, чтобы крамольные мысли не закрепились в их умах.

Женщины того времени переходили в сословие мужчины и лишение дворянства автоматически распространялось на всю семью. Но царь и тут помиловал. Женщинам оставляли дворянство и права собственности, им также была дана возможность развестись с государственными преступниками. Как-то по умолчанию предполагалось, что супруги именно так и поступят.

Также читайте:

Наверное, Николай I считал, что это очень изящный шаг: одним махом проявлял «милость» и лишал декабристов последнего якоря — семьи. Волны разводов тем не менее не последовало. Вместо этого — пощечина: несколько женщин решили последовать за мужьями в Сибирь.

Дамская улица

Жены стали тем мостом, которые своими письмами связывали узников с остальной страной. Они же добивались смягчения содержания, определенных уступок. По сути, эти женщины успешно и бесплатно выполняли те же самые функции, что и армия адвокатов сегодня. Еще их можно было бы назвать первыми правозащитниками в России. Но тогда, отправляясь в Сибирь, вряд ли они задумывались о подобном.

Понимали они одно — это будет очень тяжело в бытовом и моральном плане, но не представляли насколько. Сегодня довольно популярны различные сообщества «выживальщиков». С их точки зрения жены декабристов, в массе своей выросшие в окружении крепостной прислуги, получили бы крайне низкую оценку выживания.

В описи имущества Елизаветы Нарышкиной, которая еле поместилась на трех листах, можно найти множество «важных» вещей для обычной жизни: 30 пар женских перчаток, 2 вуали, 30 ночных рубашек, десятки пар чулок и так далее, и тому подобное. Счастливую улыбку вызывает полезная вещь — медный самовар. Неизвестно только удалось ли его довезти и умела ли барыня с ним обращаться.

Возможно, по современным меркам трудности их были не столь ужасны. Они и сами не считали, что совершают нечто героическое. Александра Давыдова, уже вернувшись из Сибири, однажды сказала: «Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали, а мы просто поехали за нашими мужьями…».

Но представьте на миг состояние барышень, умевших музицировать, вышивать на пяльцах и обсуждать последние литературные новинки, с ворохом совершенно неуместных на севере вещей, которые вдруг оказались в маленькой крестьянской избе, где вначале не было даже печи и приходилось пользоваться очагом.

Особенно тяжело пришлось первым, кто смог прорваться в Сибирь: Трубецкой и Волконской. К тому моменту их мужей государство содержало на 20 рублей в месяц (сумма и по тем временам мизерная). Говорят, такую сумму определил лично Николай Первый.

Сами жены регулярно отчитывались властям о своих расходах, а те следили, чтобы деньги не тратились «на чрезмерное облегчение участи заключенных». Чтобы передать вещи, требовалось подкупать охрану. Единственное, что не возбранялось — это подкармливать.

Вот только готовить приходилось самостоятельно. Для многих женщин это стало, как сказали бы сейчас, совершенно новым вызовом. Дамам приходилось самим ходить за водой, рубить дрова и разводить огонь. И если с овощами вскоре научились справляться все, то чистка птицы становилась сложной задачей, про то, чтобы забить курицу, речь даже не шла.

Этому женскому коллективу, а жили жены декабристов по сути вместе, маленьким сообществом, очень помогало, что среди них оказалась француженка Полина Гёбль (Анненкова). Она выросла в простой семье, в Москве оказалась в качестве модистки, и умела многое из того, с чем не сталкивались представительницы высшего света. Именно Гёбль обучила своих подруг многим бытовым навыкам. Но уроки те брали даже у слуг. Например, Муравьеву учил готовить собственный крепостной-кухмистер.

С 1827 года всех декабристов содержали в Читинском остроге. Условия для каторжан были неплохие, но тот факт, что они приехали к мужьям, совсем ничего не значил. Поначалу свидания разрешались редко и только в присутствии офицера.

Чтобы получить дозволение поехать в Сибирь у женщин брали расписку об отказе «от семейной жизни». Жить с мужьями в тюрьме разрешили только в 1830 году, после перевода на Петровский завод. И вопрос этот обсуждался на самом верху. После этого женщины, подключая всех родственников, буквально завалили Москву и Санкт-Петербург жалостливыми письмами, добиваясь от властей чтобы в камерах заделали щели и увеличили окна.

Зачастую в опасные ситуации они попадали из-за некоторой наивности. Волконская — самая молодая из них — однажды вызвала резкое неудовольствие каторжного начальства из-за того, что подарила уголовникам рубахи. В другой раз она же дала им деньги на побег. Заключенных поймали и били плетьми, чтобы узнать откуда они их взяли. Стоило хотя бы одному признаться и все закончилось бы арестом самой женщины. К счастью, никто ее так и не выдал.

Большую часть своего времени жены декабристов тратили на обслуживание своих мужей и их товарищей, приготовление еды, стирку, починку одежды и попытки поговорить с ними через высокий забор. Для последнего приходилось часами ждать, пока охрана выведет каторжан на улицу.

После переезда в Петровский острог, женщинам пришлось немного легче. Их ждали дома на небольшой улице, которая получила название Дамской, возможность чаще видеться с мужьями, а потом даже жить вместе. Им оставалось только как-то наладить быт.

Сделать это было не просто. Практически все необходимое надо было выписывать из столиц, заказывать через родственников, а потом ждать полгода-год. Жены декабристов кроме быта взяли на себя функции адвокатов и защитников не только мужей, но и всех остальных заключенных.

Они организовали переписку, как официальную, так и тайную, ведь все письма, которые шли через местные власти вскрывались. Писали родным тех декабристов, которые отказались от них. Через женщин же присылали помощь. Они утешали и успокаивали слабых, помогали неимущим и даже организовывали культурную жизнь, устраивая музыкальные вечера и представления.

Ну и конечно же рожали, воспитывали детей, которые появились уже в Сибири, помогали мужьям, которые после выхода с каторги занимались сельским хозяйством, открывали свое дело или работали по приобретенным в Сибири или «в прошлой жизни» специальностям.

Причин, по которым жены декабристов отправились след за ними, множество, и сегодня спорят про это даже яростнее, чем в прошлых столетиях. Но одно можно сказать точно: именно они помогли мужьям и их товарищам пережить каторгу и ссылку, защитили от злоупотреблений местных властей и создали более-менее пристойные условия жизни.

Также читайте:

События на Сенатской площади Санкт-Петербурга 14 декабря 1825 года стали первым революционным выступлением дворянского сословия против существующих порядков, с целью установления в государстве демократической республики. Восставшие, в силу своей неорганизованности и без поддержки народа, потерпели поражение. Пять участников восстания были повешены, 31 декабрист отправлен в бессрочную ссылку, остальные получили более мягкие приговоры. За многими из них на каторгу последовали жены, невесты и сестры. Жёны декабристов разделили с мужьями все тяготы ссылки, рожали и воспитывали детей, искренне старались быть счастливыми.

На каторжные работы в сибирские города по приговору суда отправили 120 представителей дворянства. Сосланных в Сибирь некоторое время держали в тюрьмах Петербурга, а потом отправляли в сибирские остроги. Разделить участь с любимыми на каторгу поехали жены и невесты осужденных. Так кто же были эти женщины, и чем пожертвовали?

Князь Сергей Волконский прислал сватов в дом Николая Раевского, когда дочери едва исполнилось 18 лет. Через год они обвенчались, и супруг был старше красавицы жены на 17 лет.

Судьба декабриста Волконского была тесно связана с тайными организациями, но отцу невесты он обещал покончить с этим сразу после свадьбы. За 11 месяцев до восстания декабристов, во время венчания у невесты от свечи воспламенилась фата. Женщины заохали, посчитав это плохой приметой.

После суда Мария мечтала воссоединиться с мужем. В декабре 1826 года, оставив годовалого сына, и наперекор осуждению родных, она отправилась к мужу. В ссылке у них родились сын, которого назвали Миша, и дочка Елена. В 1855 ей разрешили поселиться в Москве, чтобы пройти лечение.

Умерла Мария Николаевна в августе 1863 года, и захоронена в Воронках. Не прошло и года, и рядом с могилой супруги похоронили и князя.

Графиня Александрина Чернышёва, воспитываясь в родительском доме, получила прекрасное образование, а внешняя красота гармонично сочеталась в ней с красотой душевной.

Юная красавица влюбилась в Никиту Муравьева, и в 1823 стала его женой. Муж Александры не был на площади во время восстания, но получил 15 лет каторжных работ. Александра Муравьева, родив третьего ребенка, стала первой из женщин, которая отправилась к мужу после оглашения приговора.

Когда мужа перевели на Петровский завод, супруги жили в жутких условиях. Муравьева родила на каторге еще троих детей, но холодный климат и невыносимый быт подорвали здоровье молодой женщины.

Скончалась в ноябре 1832 года, когда ей только исполнилось 27 лет. Первая смерть в сообществе ссыльных декабристов. Власти не дали разрешения перевезти тело в Санкт-Петербург, и ее захоронили на поселении. Внучка Александры писала, что ее мать Софья сделала из своего дома музей в честь знаменитой декабристки.

Крестили дочь французского эмигранта Жана Лаваля и Александры Козициной 7 декабря 1800 года, и дали ей имя Екатерина. Юная графиня отличалась добрым сердцем и особой женственностью.

Отдыхая в столице Франции, повстречала князя Сергея Трубецкого, и в 1820 вышла за него замуж. Знатный и богатый супруг был старше жены на 10 лет. Первой из всех декабристок добилась разрешения следовать за мужем в Сибирь. Долго ждала разрешения увидеться с любимым в Иркутске, и на все уговоры вернуться, отвечала отказом.

Может воздух Сибири повлиял, но первая дочь у четы Трубецких родилась в ссылке, через 10 лет после заключения брака. Всего Екатерина родила 4 детей. Трубецкая помогала семьям каторжан, раздавала хлеб бедным. Позже, восхищаясь ее добротой, Некрасов посвятил ей первую часть своей поэмы «Русские женщины».

Умерла графиня в 1854 году, и ее захоронили в Знаменском монастыре в окрестностях Иркутска. Получив разрешение вернуться домой, Трубецкой перед отъездом несколько часов проплакал на могиле любимой супруги.

Очаровательная фрейлина при дворе императора Елизавета была дочерью Петра Коновницына, занимавшего тогда пост министра военных дел. В день свадьбы с Нарышкиным императрица подарила ей 12 тысяч рублей.

Муж не принимал участие в декабрьском восстании, но был осужден на 8 лет каторжных работ за членство в тайных организациях. Елизавета, не задумываясь, отправилась к мужу в Читу.

В Тобольске, где в 2008 г. открыли памятник женам декабристов, у Нарышкиных был свой дом, ставший образовательным центром. После окончания срока ссылки, муж был отправлен на Кавказ, а Елизавета, проведав недолго родных, последовала за ним.

Когда муж ушел в отставку поселились недалеко от Тулы. Умерла Елизавета в 1867, муж ушел из жизни тремя годами ранее.

Француженка по рождению Камилла Ле Дантю была дочерью гувернантки. Мать служила в семье генерал-майора Петра Ивашева. Будучи еще совсем юной Камилла влюбилась в сына хозяев дома. В котором прислуживала.

Разное социальное положение не позволило бы девушке стать супругой знатного дворянина. Но тут произошло декабрьское восстание, и Василий, который состоял в тайном обществе, но сам не был на Сенатской площади, был приговорен в 15 годам каторги. Юная девушка объявила, что желает выйти замуж за Василия. Узнав об этом, осужденный декабрист был растроган до глубины души.

Получив разрешение, Камилла в 1830 году присоединилась к жениху. После свадьбы целый месяц прожили в снятом домике. После медового месяца Ивашев вернулся к каторжным работам. Счастливая «каторжанка» родила 4 детей, и именно здесь, среди сибирской глуши обрела счастье.

В 1855 семья приехала в Туринск, где Василий выстроил для семьи дом. Но годы каторги сказались на здоровье Камиллы. Простудившись, она умерла в возрасте 31 года во время преждевременных родов 7 января 1840 г. Через год, 9 января умер и Василий Ивашев, не смирившись с потерей любимой жены.

Жанетта-Полина Гёбль

Жаннета была дочерью военного, служившего в армии Наполеона. После смерти отца, а девочке было всего 9 лет, получила пенсию и денежное довольствие от императора Франции.

Деньги быстро закончились, и юная девушка научилась шить платья и шляпки, а в возрасте 23 лет переехала в Санкт-Петербург, где работала модисткой. Летом 1825 года познакомилась с Иваном Анненковым. Молодые люди с первого взгляда полюбили друг друга, но Жанетта отказала русскому офицеру, когда тот сделал ей предложение.

После восстания Иван был арестован, и посажен в острог, а молодая француженка не могла понять, куда подевался ухажер. Узнав об аресте, она продала часть своих вещей, приехала в столицу, чтобы подготовить любимому побег. Но все тщетно, Иван был осужден на 20 лет каторги. Француженка с настоящей русской душой не была женой осужденного, и, добиваясь разрешения отправиться в Сибирь, дошла до самого Николая I.

В апреле 1828 года сыграли свадьбу, на которую дал разрешение российский император, и француженка стала Прасковьей Егоровной Анненковой. Жанетт рожала 18 раз, но только семеро их детей с Иваном выжили. Когда объявили амнистию, чета выбрала местом жительства Нижний Новгород, где счастливо прожили еще 20 лет после всех испытаний. Захоронены рядышком на Красном кладбище города на Волге.

С детства Наталья Алпухина была набожным ребенком, и зачитывалась житием святых. В юности вела аскетический образ жизни, нося тяжелый, вываренный в соли пояс, портила кожу лица, выставляя его лучам палящего солнца.

В 19 лет венчалась со своим двоюродным дядей Михаилом Фонвизиным, а когда того отправили на каторгу, последовала вслед за ним. В Петербурге Наталья оставила на воспитание матери двоих своих сыновей. В 1853 году получили уведомление с разрешением возвратиться из ссылки, и супруги поселились недалеко от Москвы. После смерти мужа вышла вновь связала свою судьбу с декабристом Иваном Пущиным.

Одно из своих стихотворений ей посвятили Жуковский, а современники сравнивали отважную женщину с героиней Пушкина Татьяной из «Евгения Онегина».

Отец Анны, Василий Малиновский, служил директором Царскосельского лицея, и смог дать прекрасное образование дочери. Брат юной девушки познакомил ее с красавцем офицером Андреем Розеном.

В апреле 1825 молодые люди сыграли свадьбу, а уже через 8 месяцев супруг был арестован. Розен был единственным, кто предупредил жену о восстании, и возможном аресте. После приговора, который определил Андрею Розену 10 лет каторги, которую потом сократили до 6 лет.

Анна, следуя наставлению мужа, подождала пока подрастет их сын, а потом, оставив ребенка матери, отправилась за мужем в Сибирь. Лечила людей, как могла поддерживала супруга. В Кургане чета Розен приобрели дом, на средства, которые прислал брат Анны.

После амнистии прожили под Хабаровском, воспитывая и подымая на ноги детей. Анна скончалась в 1884 году, а Андрей пережил ее всего на 4 месяца.

Историки и литераторы уделили этой замечательной женщине меньше всего внимания из всех 11 бесстрашных декабристок. Но все, кто писал о ней, непременно отмечали кротость нрава, великодушие и смирение.

В 17 лет венчалась с гусаром, балагуром и весельчаком Василием Давыдовым. Своим остроумием и стихами, которые он посвящал юной красавице, он вскружил Александре голову, и она не устояла.

Приговор и каторга сломили бравого гусара, но в 1828 году к нему в Читинский острог приехала жена, оставив детей родным. Муж был несказанно рад такому повороту событий. Здесь в Чите у них родилось 4 детей, а потом, после переезда в Красноярск, любящая жена подарила мужу еще троих детей.

Интересный факт в том, что они оказались самой многодетной семьей среди всех декабристов. Александра сумела сохранить многие записи, письма и рисунки декабристов, сделанные ими на каторге. Скончалась она в 1895 году, когда ей было 93 года.

Ради справедливости скажем, что среди последовавших на каторгу за супругами были Мария Юшневская и Александра Ентальцева, а также сестра Николая Бестужева Наталья.

А вот Анастасия Якушкина не жалела себя, чтобы получить разрешение уехать к мужу, и уже договорилась с родными, что те возьмут на воспитание ее детей. Но муж запретил ей ехать, и она послушно осталась в Москве, тяжело переживая разлуку с любимым.

Жена Рылеева как могла поддерживала жен осужденных и помогала им добиться разрешений на посещение супругов в ссылке. Вызывает уважение и Наталья Шаховская, после того как муж заболел, добилась перевода его под Суздаль. Она поселилась рядом с мужем, и до конца его дней оказывала ему поддержку и медицинскую помощь.

Мария Бороздина, жена декабриста Поджио на протяжении многих лет добивалась встречи с мужем, которого содержали в казематах Шлиссельбургской тюрьмы. В 1834 году Поджио сопроводили под охраной в Сибирь, а брак Натальи с ним расторгли по настоянию отца.

Все они, как и представленные в списке женственные, хрупкие, но героические добровольные «каторжанки», достойны уважения и преклонения.

В завершение расскажем, что же потеряли и что приобрели отважные представительницы прекрасного пола.

Личным указом императора Николая II все жены осужденных на каторгу декабристов могли расторгнуть брак. Некоторые воспользовались этим, и нашли счастье во втором браке.

Кстати, о самых красивых свадебных цветах мира на нашем сайте сайт есть очень интересная статья.

Но большинство из них остались верны клятве данной у алтаря, и, отказавшись от роскошной беззаботной жизни, оставив собственных детей на попечение родственников, отправились в суровые условия каторги.

Все были лишены дворянского звания, сословных привилегий. Указом императора их перевели на положение жен ссыльных каторжников. Такое социальное положение ограничивало передвижение по стране, запрещалась переписка с родными.

Дети, которые родились в семьях ссыльных декабристов, переводились в категорию казенных крестьян.

Кто-то расценит этот поступок как безрассудство, кто-то как проявление благородства и обостренного чувства долга. Но это была любовь… настоящая любовь.

Сразу после коронации в августе 1856 года новый император России Александр II издал распоряжение, позволяющее ссыльным декабристам вернуться. На тот момент в живых осталось 34 декабриста.

Пять верных жен вместе с супругами вернулись в Европейскую часть государства. Им разрешалось проживать под надзором полиции в любом городе, кроме российской столицы.

Вглядываясь вглубь столетий, отметим, что такой массовый порыв души был единственным случаем в истории, когда женщины, отказавшись от всех благ и привилегий, отправились за любимыми на каторгу. У каждой из 11 женщин была своя мотивация отправиться в Сибирь, но, однозначно, это был настоящий подвиг, проявление самых высоких чувств и благородных стремлений.